КД 22.01.2008
Ничего умного, много несвязной, полусонной лирики
Ехать в метро с маленькой тайной внутри, почти забытое ощущение в нынешней суматохе и такой драгоценный подарок за цену билета. Да, я видела чудо, обладаю чудесным подарком и... всех люблю))) Смешно? Рада, что смогла повеселить. Но это мое и не отдам. Каждый раз верилось, надеялось, хотелось. Ну вот, ну должно, ну пора уже. Давно пора. Так не должно быть, должно быть правильно. И пусть всякие умные люди говорят, что спектакль о любви. Нет, для меня Комната, моя «Комната Джованни» не о любви, совсем. Книга для меня не о любви. Хотя если углубляться в это понятие... в общем можно много к чему прийти. Тем не менее, как я уже однажды написала «спектакль не о любви, но и немного о ней». И нынешний спектакль для меня совсем не о любви. Хотя чувство наверняка витало в воздухе, конечно без него не обходится ни одна история. Но я его [чувство] не видела.
Дальше очень страшно говорить: а вдруг показалось? Вдруг желаемое подменила действительным? И глупейшая затея, затея против себя - не думать и не развивать тему сегодняшней Комнаты теплилась весь спектакль. Но... я буду придавать свое значение вещам. Буквально пару дней назад ЮЗ учил не делать этого, не приписывать и не придавать значения ничему. Но тот, кто мог приговорить ушел в историю, и сейчас осудить себя могу только я сама. А дальше, я буду придавать свое значение вещам, тем которым захочу.
Наконец, Дэвид стал центром этой вселенной и на расстоянии вытянутых рук Хелла и Джованни (повторяюсь, но тогда было о книжке))). Он мог притянуть Джованни, он хотел притянуть Хеллу, но желания-нежелания-страхи и сомнения стали катализатором взрыва этой маленькой вселенной. Волна накрыла всех кто был рядом, но не повредила стены... Ощущение не комнаты, а клетки, почти тюрьмы, вырваться из которой практически невозможно. Дорога напролом, жестокие и жесткие удары и ссадины и «кровавые» (в кавычках) следы. Решетки не поддались... Решетки отделяли героев друг от друга, осекали их, отделяли события, отрезали пути. После аварии Отец оказывается за решеткой, в последнем разговоре Хелла вне комнаты «Джованни». Пробираясь сквозь эти захлопывающиеся двери Жак пробивается к Дэвиду с новостью о казни… И здесь внутри клетки, в которой Дэвид теперь согласен остаться, возникший Джованни - «вернись», но он уже вышел за ограждение, - «вернись» - как в пустоту, пустоту, которая обычно не может ответить, но которая... откликнулась, но ответила ненавистью... "вернись", я же предупреждал тебя (!)
История про Джо мучительна, Дэвид вытаскивает ее из себя нить за нитью. Слова уже есть, они внутри и возможно не раз проговаривались, и он вытягивает их нить за нитью, сплетая ковер своей истории. Их трудно произносить, и Дэвид говорит, будто не о себе, отстраненно. Слова о высоком, тонком, болезненно прекрасном чувстве их невозможно озвучивать. И он говорит где-то не о себе, иногда насмехаясь над собой, иногда отстраняясь. Он рассказывает о себе Анджело, пытаясь выбросить все возможные эмоции, но с трудом скрывая сильное волнение. И во всем этом рассказе желание ощутить ту увиденную силу становится слишком осязаемо и начинает шагать тенью рядом. Рассказав о Джо он видит танцора и этот взгляд сначала из под руки украдкой, потом прямо и, забыв обо всем, о страхе, о решении отказаться от всего, которое было дано себе когда-то - это продолжение того рассказа, его финал, пропуск вперед себя того желания ощутить. И не остается ничего, кроме желания ощутить, провалившись в пещеру. И вопрос убегал или догонял даже не возник. Догонял, однозначно. Догонял шлейф от только что рассказанной истории, шлейф от Джо, и это осязаемое желание.
Джованни своим первым появлением где-то сознательно примагничивает Дэвида, направляя рукой луч света в котором он находится, луч света из себя, луч который поглощает Дэвида и становится для него входом в комнату. Но гибель Джованни, погасила этот луч и закрыла навсегда его в комнате «Джованни». В свою очередь Джованни тоже шел и весьма быстро вперед к Дэвиду как к магниту. При знакомстве они разговаривали почти (!) на равных, каждый из них хотел этого знакомства и сокращал время, сокращал время на проверку своих чувств. И стремился в общую клетку. Где-то здесь Анджело, удивительно «громко» (в кавычках!) и «оглушающее» предостерегает, почти разрывая их знакомство и разводя их по разным углам. Ты - лед, а душа другого требует ответного огня. Все, все говорит о финальном «нет», но ведь они шли навстречу друг другу, и очевидно, что нужны друг другу, чтобы освободить друг друга от пуст.
Оказавшись в клетке... тут пока не понятно, пропустим... А потом, поиск руки, красиво, важно, нужно… и блуждание по пустоте, еще секунда, они разминутся и то тонкое что начало сплетаться разорвется... И в этой тонкой тишине, голос Хеллы, ее письма как взрыв - как? Конечно же, есть еще и она, но ведь тут все правильно, что будет с этими тремя. А она пишет читает отчаянно, она приняла решение, обдумала все и готова принять предложение...
Хелла вновь в панцире. В последние спектакли она была более мягкой, женственной. Сегодня она вернула свою «черноту» (в кавычках!), маску. Жестко и холодно оценивающая и прогнозирующая свое будущее. Дэвид не делает ей одолжение, он делает ей предложение, причем так, что от него почти нельзя отказаться. Секундное колебание...нет, такой девушке сначала нужно все взвесить и оценить, уехать и подумать, отколоть свой панцирь.
Вернувшись, она, чувствуя это «не так» задает вопросы, почти ведет допрос, пробиваясь сквозь броню Дэвида. Она готова все бросить, она решилась на свое счастье и, мне кажется, что это решение далось ей не так легко. Ей тоже пришлось отодрать от себя «грязь» налипшую за прожитые годы и приведшие ее в такой панцирь. В последнем разговоре Дэвид искренен с Хеллой, он действительно не хотел ее обидеть, он не оправдывается, но пытается говорить не нанося ножевые удары, «я не хочу чтобы ты из-за меня страдала»... А ей от этого не легче, нутро кровоточит и нет сил укорять его, есть только желание послать и убежать, вновь внутрь себя. Последний шанс...
Он действительно не хотел обидеть, точнее не понимал, что его действия могут приносить боль и страдание (и это отнюдь не оправдание)... но оттого и больно, что обидел (ах, какое не правильное слово, но другое не получается подобрать), и очень сильно... Еще одно «убийство» (в кавычках!) и вся мучившая буря затихла, это конец, конец... Страшно прийти к выводу, какому бы то ни было, и еще страшнее сознаться, и принять.
Но кровавые разрывы подводят к решению, эдакая проходка по «трупам» (в кавычках) к своему «я»... Наконец вырваны все корни, прорастающие и терзающие нутро. «Я снял эту комнату» и медленно, медленно сквозь паутину, от которой уже не избавиться, в которой уже запутался и в которой согласился остаться.
Эта жуткая, разрывающая борьба внутри - куда, как, зачем, отказ, сознательный уход. Дэвид возвращался к Хелле не потому что хочет, потому что так надо и это не обсуждается. Без эмоции отрубает все хрупкое и не озвученное, ту связь рук, такое не понятое на тот момент, заглушая себя, потому что «так надо». Он не позволяет себе допустить мысль о том, что это был его шанс на счастье. И прогоняет эту мысль, не давая тому чувству воскреснуть, чтобы понять его, и понять, что потерял его. В те шесть месяцев он не был счастлив, точнее не слышал своего счастья, сражаясь с разрывающимся нутром и пытаясь склеить себя.
Джованни получился не одинаковым. При встрече это повзрослевший мальчишка, умеющий разговаривать по-взрослому, но ведь у него за плечами история. Такая, за которую страшно, которую хочется искупить. И его рассказ, колющий рассказ у меня совсем не вяжется с Джованни который знакомиться с Дэвидом. Когда он молча кричит на Дэвида, требуя вернуться в их разговоре «на троих», это вновь мальчишка, которому жалко терять взрослого друга. Здесь когда-то была ощутимая любовь, не сегодня... Слишком хорош был Джованни тогда, вернуть бы. Их последний разговор... холодный и обвиняющий голос Джованни. Почти озвученный приговор, настоящий приговор который будет терзать Дэвида. У Дэвида желание только одно - пережить эту ночь и вырваться навсегда из этой комнаты... Дэвид и здесь, где-то искренне расстается, не брошенное «прощай», а сказанное как защитный амулет на память и долгий запоминающий взгляд... Но от этого не легче. После ухода Дэвида Джованни убивает себя, отказывается от жизни, тонет в оглушающей пустоте полуподвала, решетка за Дэвидом захлопнулась... навсегда.
Все они трое сошлись в этом пространстве-времени и погибли от соприкосновения друг с другом. Хелла с разбитым нутром, казненный Джованни и Дэвид с дорианогреевской пустотой. «Я больше ничего не скажу», последняя печать на глухой стене, пустота, все выпотрошено, никаких эмоций. Буря так мучившая утихла, вырвала мешающие страхи, оставив общую боль... и звездное небо... тяготящая и освобождающая тишина, и нежелание аплодисментов, нужна только тишина, спасительная тишина. Только ради которой нужно прийти...не ради шеста, ради тишины (желательно которую никто так невовремя не разрушит скорыми аплодисментами).
Если быть совсем-совсем честными, то было много «чуть-чуть не». Но, истосковавшись по своему спектаклю, ожившим страницам книги, немножко приукрашенными, а где-то перечеркнутыми, скажу - не было такого, не-бы-ло))) Пусть смешно и глупо, но страшно потерять, то, что было подарено сегодня, хочется этого сегодняшнего взрыва, который ...ну изрядно поцарапал, а ведь может и «убить». Опять о своем))) Но на такой спектакль два дня подряд лучше не приходить.
...я сразу предупреждала - только лирика)))

Отредактировано rrr_may (2008-01-23 04:53:47)

И в качестве сожаления (ну как же без него?! )). Жаль, что в зрительном зале обязательно найдется хоть один слабонервный зритель, которого тишина загоняет на стену, и он начинает неисправимо рано хлопать. Оно, конечно, классно подольше похлопать актерам, но против режиссерской задумки, зачем-то оставившей нас наедине с  музыкой и свечами. По сути, каждому зрителю дают персональное время для собственной маленькой смерти в конце, для сопереживания произошедшему, когда есть несколько лишних мгновений для тебя и спектакля, лицом к лицу. Это время надо беречь. Ведь если некоторым достаточно секунды чтобы стряхнуть пепел КД с ботинок, другим нужна почти вся минута.
Хочется хоть раз до конца дослушать мелодию Джованни в тишине и чтобы аплодисменты сопутствовали выходу актеров, а не сцене где еще живут тени их героев.

Сдается мне, Билли rrr_may, что сегодня нам ее - минуту - дали

* * *
«Ты не знаешь, что мы никогда не бываем по-настоящему одиноки! И что повсюду нас сопровождает все тот же груз грядущего и прошлого. С нами те, кого мы убили. И добро бы, если бы только они. Но ведь есть еще и те, кого мы любили, кого не любили, и кто любил нас ...» (с) Альбер Камю, «Калигула».

@У Хеллы – воспоминания и письма, у Дэвида – воспоминания и поиск истинного себя, у Джованни – воспоминания и попытка перебить запахом любви запах страданий.

Чего не ожидала от Хеллы и потому приняла это в штыки – очевидная комедийность ее стервозности в сцене « нарушающей хронологию » ругани с Дэвидом.

Дэвид – рассказ про Джо доставлял ему явный физический дискомфорт, и он проскочил его на одном дыхании, словно за ним в самом деле неслась свора гончих.

Поразили более обычного глаза отца Дэвида. Диалог в больнице – под конец глаза бездонные, всеобъемлющие, словно весь он сейчас свернется, как в мультфильмах, и втянется в две огромне черные дыры... мгновение спустя это уже просто глаза теряющего последнюю связь с сыном отца, подернувшиеся слезами..

К вопросу о слезах – обычно сама сильная для меня сцена с Джованни (рассказ про сорванное распятие) почти не зацепила, только автоматически отметила кульминацию рассказа на высокой и громкой ноте Addio del passato. Зато запомнились 1) отчаяние, с которым он бросается на шест – последнюю, по всей видимости, опору после ухода Дэвида, и 2) при втором «противостоянии у шеста » не было на лице и в глазах ранее виденной ненависти, но была горечь.

ЗЫ На "танце Джованни в синем луче" была толкнута в бок с вопросом "ты чего?". Чего-чего... визуал я. И аудиал в то же время. Красииииво.

23.1.2008

Так случилось что я не смогла записать свои мысли после спектакля (причина уважительная и справка имеется )), но остались заметки, тема все равно вышла личной и эмоционально насыщенной так что, хуже уже не будет.

Если Дьявол сокрыт в мелочах, то спектакль в подробностях. 
В последнее время я иначе слышу текст во многих спектаклях, даже когда пьеса, кажется знаком наизусть, неожиданно появляются фрагменты которых раньше словно и не было или одна фраза может уместить все мысли, подвести итог спектакля.  На этот раз такой фразой стали слова Хеллы:

«Сейчас допустим, ты мне не чужой, но пять минут назад был чужой и снова им будешь.»

Теперь я понимаю, что она касается каждого, но тогда я ее примерила только на Джованни и Дэвида. Более разных полюсов и представить себе было нельзя. Хотя, наверное это не так, но вот стоя друг напротив друга они казались двумя совершено несовместимыми взглядами и позициями. Джованни не знакомился, он нападал на Дэвида. Никаких конфетно-букетных периодов, он просто сразу открылся ему и это открытость доходила до злости. За само откровение, за потребность в нем. Возможно, я бы так это объяснила себя в самом начале, без помощи Джованни, но я бы ошиблась. Ему не хватила смирения, вот слова которые не выпали из молитвы, а подчеркнули суть рассказа о прошлом, это даже не покаяние, это почти предупреждение. Весь Джованни в этом недостатке смирения.
На месте Дэвид от такого подхода я бы растерялась. Сложно понять эта прямота приглашение или наезд, может быть для Дэвида это тоже осталось загадкой. Но он пытался пригладить ситуацию, подстелить себе соломинки, весь спектакль, стараясь смягчить позицию Джованни, его слова, его поступки. Дэвид воспринимал его таким, какой он есть, словно такое поведение обычное дело, словно так оно и надо. Хотя так не надо, так не бывает, если все нормально, но здесь с самого начала не было ничего нормального. Они опоздали, оба опоздали, их личности сложились и уже предопределили будущее. У них обоих внутренняя предрасположенность к обреченности. У Джованни она лежит на поверхности, у Дэвида скрывается внутри.
Джованни обижают слова Дэвид о неудачном дне. Как может быть неудачен день, когда они встретились? И в клетке ему нечего скрывать.  Дэвид же боится близости, ему и хочется, но колется, будто мысль о Джо, о том, как это было с ним возвращается к нему в постели с другим мужчиной. Нежность рождается лишь в конце, слишком остальное напоминает битву, которая буквально разметала сражающихся по воображаемым простыням.  Может быть Джованни с его недостатком смирения осознано выбрал Дэвида зная  что с ним будет именно так. Мы сами изобретаем себе ад и рай.
Да и мог ли быть другой финал? Никто никому ничего не обещал, потому что не мог обвешать. Единственное возможное будущее подсмотрено Дэвидом в его темном туннеле. Оно наглядно в лицах Жака и Гийома. Яркий костюм, деньги, клубы не спасают Жака от одиночества. Он несчастен, поэтому знает правильные вопросы и понимает насколько легко и сложно дать верный ответ. Его «нечего терять и приобретать» сочувствовать проще чем Гийому¸ НО… Вдумайтесь, он ведь любил Джованни чистой любовью. Да, чистой, ведь сначала он не решался, не помышлял домогаться его, лишь любовался и пресекал посягательства остальных. Только когда Джованни сам спрыгнул с воздвигнутого ему пьедестала чтобы быть с Дэвидом Гиийом от разочарования или обиды попытался овладеть объектом восхищения, а когда не удалось, решил уничтожить.
Вот только я еще не решила, не поняла, сила или слабость Дэвида в том, что он смерился с таким будущем. С одной стороны для признания самого себя нужна храбрость, с другой проще сказать, что я такой, какой есть, чем осознать ошибки и изменить себя. Дэвид не в чем не виноват. Вся вина на том, какой он, а Дэвид невинная жертва своей природы и попытки ее скрыть. Он приспособленец. Дэвид многое не проживает, а лишь изображает. Так проще и так удобнее. Уж с кем с кем, а с собой он договорится, даже если придется нарисовать карту места, где находится его все золото мира. К остальным он безжалостен, хотя сознание этого приходит как-то потом, в воспоминаниях, во время же спектакля лишь раз по настоящему ощущаешь его беспощадность. Когда Хелла молит Дэвида о милосердие, отчаянно просит, всем существом, он так и не выдумывает что-то более щадящие, нежели ее догадка.
И хотя я все еще не решила, мне проще признать свое тело нежели душу и мне ближе попытка (пусть и не защитная) жить. Та, что предпринял Джованни. Признав потерю Дэвида, он заглушает ее игрой в «замечательно» заканчивая падение упорным карабканьем уже не на вершину, но на ноги. И беззвучное: на чем мы остановились? Ах, да, на веселье.
Во многом эта вина актера, игры. Мне ближе Джованни Матошина, не Болдуина. Если выбирать между трактовкой и Болдуином мне еще ближе отец Ванина и мысли, от которых тяжело смотреть ему в глаза, в нем можно узнать кого-то из родных, ему хочется, повинится в собственной черствости или нежелании понять родителей, детей, семью.
Это почти вынужденная исповедь внутри спектакля.
Теперь это спектакль, вне зависимости от трактовок, которые мы изобретаем, единое целое. Взаимодействие каждого актера, меняет, скрепляет его. Это явление даже можно нарисовать, в виде социограммы (способ изображения структуры межличностных отношений) и мне почему-то кажется, что она будет чем-то похожа на ДНКа

П.С. Я конечно могу догадаться почему зрители смеются над фразой Джованни – «у нас в деревни все так танцуют», но лично у меня вызывает улыбку то как при этих словах можно вообразить шест в каждом деревенском доме в Италии (а ведь Джованни в клубе танцует совсем иначе) И вот после этого смеха актеру удалось собрать в одно движение все внимание и энергию, чтобы продолжить с другой ноты. Если существует актерская пауза, выраженная многозначительным молчанием, то тогда эта была пауза, выраженная телом.

Не могу удержаться 
По-моему, ангел теперь на бабочку похож, особенно когда сзади... Только почему-то еще пушистый сильно  :embarrest:

КД 7 февраля, не оправдавшиеся надежды на день второй. Пишу бо обещала, просто по порядку, попутно задаваясь вопросами на будущее.

Фактически это было продолжение предыдущего дня. Только если 6-го сыграли начало, тут сделали финал. Вот так 2 дня, две половинки, а всего получился один целый спектакль. Жаль, что дни смешивать нельзя, жаль, что так и не удалось за два дня прочитать историю Комнаты.
Картинки, картинки, картинки, иногда просто потрясающие, но отдельные, связанные в памяти о прошлом, но не в этот день. Наверно, в целом получился такой нормальный спектакль о любви и не любви. Ибо на первом месте за неимением иного был вопрос - кто кого любит, не любит (ых, мало, мало, мало, мало, мало огня, я хочу еще немного больше (с), тем более что оно там есть. Внимание! Скулить буду на протяжении всех букфф и не говорите, что не предупреждала!). Фактически настоящий спектакль (ну, то, что я называю «обо всем и немного о любви») начался в последние минут 20, ну от силы 25, когда на сцене образовался треугольник Дэвид-Хелла-Джованни. Здесь возникло то жесткое и звенящее (сейчас ударюсь в лирику). Разрыв, надрыв, взрыв. Отсюда, от их беззвучного разговора, обвинений и притязаний исходит все: казнь, смерти, гибель душ, захлопнувшиеся решетки, решаются судьбы и определяются дальнейшие тропы жизни. Эммм, честно говоря, чуть-чуть преувеличила, добавив воспоминаний о виденном когда-то. И все-таки именно здесь квадратные колесЫ на которых скакали, наконец, скруглились и все поехало легко и свободно, правда, ехать оставалось не долго...

Начало. Началось все с финала вчерашнего дня (как я уже сказала оно не получилось и все были отдельные). Но стоп! Вчерашний день не вспоминать. Все правильно, ведь сперва идут выводы, выводы, выводы. Те самые, к которым нас приведут через два часа. В первые минуты мы нарушаем хронологию, все эти люди отдельные, связанные общим клубком в прошлом, а сейчас вырвавшиеся из Клетки Дэвида, все они бросаются советами, упреками, сожалениями.
Жак, веселый и веселящийся советует просто уехать и он даже поможет уехать, уехать в прошлую жизнь, и попытаться полюбить себя, найти согласие с самим собой. Гийом знает что от себя не убежать, не решишь все побегом, не меняя себя, образ жизни, свои привычки. Видимо бегал. Отец ругает Дэвида. Нет, он ругает себя... Не настоял, не удержал, но упустив когда-то, в больнице он уже не мог этого сделать. Он мужественно выслушал собственный приговор и навсегда остался за стенами Клетки Дэвида. Последний разговор, в больнице, хрупкая грань, последний заранее проигранный шанс отца и просто очередной этап, шаг по жизни для Дэвида. Здесь отец становится папой, правда в первый и последний раз. «Ты уедешь туда раньше» - оно такое страшное, стареющий на глазах отец, уходящий в темноту прошлой жизни…

С самого начала Хелла своими словами словно режет ножом, надеясь полоснуть поглубже. Холодная, бесцветная маска скрывает ее, никаких эмоций. Такой она была на первых спектаклях. Она не ругается, не обвиняет, она просто пытается убить словом, а Дэвид, он скорее сопротивляется, но только чтобы не быть расстрелянным на месте (чувствуя свою вину?). Ну, нет, уф, хронологию нам восстанавливают и он делает ей предложение.
Предложение руки и сердца... Когда-то оно было страстным и отказ здесь и сейчас Хелле давался с трудом и только холодная рассудочная логика выбивала время на обдумывание, но было очевидно, что это лишь отсрочка перед «да». Когда-то это было одолжением и тогда время на обдумывание казалось лишь отсрочкой для дальнейшего «нет». Сегодня в этом предложении звенела не страсть, а, скорее, надежда на... Не знаю на что. Выход для Дэвида? Поиск им пристанища? Мы вместе, нам хорошо, возможно надо пожениться, и тогда изменится моя жизнь.

Я спал с парнем. Тут что-то не то, не то, не то, не так, не для того. Зачем это воспоминание, что оно для него? Сегодня я не знаю. Это просто факт истории, причем какой-то мерзостный. Каждое слово воспоминания какое-то неловкое, оно дается с трудом, рисуется во что-то гадкое и где-то грязное, оно приносит дичайший дискомфорт. Скорее, скорее договорить и больше не произносить ни разу. Странно, что эту историю Дэвид не вычеркнул из памяти, это совсем не светлое, чистое воспоминание (пусть и приведшее к темной пещере). Это какая-то мясорубка и рассказав о ней, он проворачивается заново, отрывая куски грязи и выбрасывая их.
Знаете, а в этот раз Дэвид любил Джованни. Возможно, он не озвучил, но оно было. А были ли они счастливы? У меня нет ответа. Но я знаю, что, то чувство, теперь, после всего случившегося, Дэвид называет любовью. В этот отрезок времени, в эту проигранную (хм, или все-таки выигранную, ведь пришли к отрицательному результату, но все-таки пришли) войну с самим собой. Воспоминание о тогда, о чувстве доставляет боль, погружает в не здесь, здорово погружает. Он любил не Хеллу, а Джованни. Но счастлив не был, забыл прикоснуться, взять это счастье. Оно было дано, трудно оказалось его разглядеть, из-за ведения военных действий внутри себя. А вот любил ли Джованни? Не знаю. Интерес, желание, какая-то причина держала его рядом с Дэвидом. Но зачем, почему и что? Вопрос открыт.
В баре, первый раз Дэвид видит Джованни, он поворачивает голову с усилием, пытаясь не смотреть, но голова не слушается, и из под руки, только одним глазком, а вот дальше... грррр... Они носились по коридорам и закоулкам бара быстро, лихо беспорядочно гррррр. Уловить хоть какой-то смысл было невозможно. Что получалось раньше - с начало тихо, почти крадучись по кошачьи в поисках кого-то, целенаправленно, оглядываясь, выскакивая, а дальше медленно и упорно, все ускоряясь и ускоряясь, вместе с музыкой, и вот уже путаешься кто где и зачем. Кажется что этот клубок беготни не закончится, он усиливается, наматывается, и уже интересно, что дальше, кто за кем, чем это кончится. Ну, на этот раз всякими глупостями решили не заниматься с сразу - бегать, так уж бегать и желательно погромче хлопать решетками, ну и зря, было красиво. В общем, бегали, бегали все друг за другом, а столкнулись в итоге только двое. Я не знаю, как сказать об этом столкновении и их перовом разговоре. Сначала буду капризничать - меня не привели к нему. К этой своеобразной точке отсчета, с которой нужно начинать вчитываться и укладывать все сказанное до этого момента. А вот поговорили странновато, но здорово (ых, когда-то было лучше)) Никто не атаковал, никого не снимал, не наезжал. Начался немного вынужденный разговор двух людей, когда говорить не о чем, но уже после нескольких фраз, дело в свои щупальЦЫ берет Джованни и начинает забирать и уводить Дэвида в свою комнату. А Дэвид в целом, не против нырнуть в очередной омут (ну видимо после Джо, хотя фик знает). И он включается в игру, и вот уже идет разговор двух заинтересованных лиц. И самое время выпить...
Мы в комнате. Здравствуй Джованни, Комната Джованни. Мне нравится этот момент, исчезает все, нет музыки, нет звуков, какой-то провал... в подвал))) провал в пустоту, тоннель и дальше парение. Наверное, точнее все-таки падение сквозь него. Как будто спектакль со всем пафосом, вызовом, громом звуков и речей закончился и вдруг открылась дверца в жизнь. Джованни в этот раз не стал призывать Дэвида потренироваться. А знаете что получилось? Совершенно об этом не думалось. Ведь за три-четыре спектакля, когда эти «тренировки» были. Впервые это получилось случайно, а потом повторилось, мы теряли крупицу Джованни, ниточку из общей канвы. Может она не такая важная, но она красивая. Вообще последнее время не могу избавиться от мысли - какое зло аплодисменты в середине некоторых спектаклей, в середине Калигулы, в середине Комнаты, во второй части Карнавальной шутки. Это не Сон, не Женитьба, не...не... не... неужели вы не слышите что происходит, что вы теряете потрясающее ощущение действа, которое так легко рвется (ну на калигульские аплодисменты я уже высказывалась). А здесь тоже самое, видимо об этом не сформулируешь, пока не услышишь разницу. Дэвид не запрыгивает на шест, не срывает аплодисменты, все концентрируется в предощущение - что-то будет, что-то сейчас произойдет. В этом провале, в этой пустоте, ощущение зарождения. Что-то рождается. Что пока не понятно, оно уже идет от знакомства, от переезда во Францию, но вот сейчас очередная граница, важный этап. Но вдруг неожиданная легкость, легкость от воспоминаний от деревни и танца. Воздушная музыка, объединяющая в общий ритм, который запирает их в клетку...
Вооооот, ну в клетке вообще ничего не понятно Даже сочинить своим изваращенским фанатским умом не могу. ХочУт, не хочУт, боятся, не боятся, Джо, старая крепостная стена, жизнь, любовь - ничего не подходит. А при желании нужное можете подчеркнуть или дописать. Зато с руками красиво получилось. Когда они выходили из клетки, на секунду дольше, еще краем ногтя удержаться, это важно, именно сейчас в тонкой прозрачной дымке, пока никто не видит и сами они не видят, но оно надо, и оно должно быть...
Вообще было трудно не заполнять пустоты ощущениями из прошлых спектаклей...

Хелла пишет Дэвиду письма о любви, правда звучат они как-то злобно, где-то сухо. До следующего сна? Ох, сомневаюсь, что она видит его во сне и пишет письма сердцем, как звучат слова. Она пишет рукой, если конечно не списывает где-то. Но вот ее последнее письмо, почти угроза «приеду и зацелую до смерти, пока-пока», оно становится мягким и теплым, видимо она приняла решение и сны действительно появились. Возвращение Хеллы для Джованни и Дэвида очень ощутимо, за 5 месяцев у них выросли отношения. Джованни играет роль мальчишки не думающего ни о чем. Сегодня есть деньги, завтра нет, Хелла - это не помеха, и вообще она не нужна. Легкие, непринужденные шаги по жизни под девизом «не парься, все путем». Дэвид принимает роль взрослого, типа думающего обо всем, взвешивающего каждую деталь правильной жизни. Правда, своей жизни. Дэвид в паутине размахивает руками и наматывает ее на себя все больше и больше.
Но вот, ура, спектакль наконец начинается. Дэвид пишет неотпавленное письмо Джованни. Он принял решение, твердое решение, в их разговоре он подыскивает слова, чтобы не нанести еще удар, но Джованни чувствует, что потеря работы и Гийом это не предел, еще будет, еще будет, еще будет удар. Дэвид рвет нити держащие его рядом с Джованни, активно, почти аккуратно, только это слишком оголенные нити и их невозможно разорвать не нанеся рану. Но ему надо вырваться из окутывающей его паутины, а Джованни тем временем мельчает, почти плачет - не бросай. Помните когда книжку читали, еще до спектакля и ребром стоял вопрос - как можно сделать эту сцену, ну так они показали ее. Единственно Джованни был все-таки чуть взрослее, а Дэвид не брал его за голову и не называл «малыш». Танцор впервые увиденный в баре, таял. Вопрос - как он выдержал потерю дома открыт, видимо тоже переживал с кем-то... Дэвид продолжает активно рвать, а Джованни постепенно испаряется, он уходит незаметно, теряет смысл существования и уже здесь и сейчас уходит из жизни. Хелла возвращается вся в черном, но светится розовым светом. Хотя она уже чувствует что-то не так, явно чувствует, но надеется, ведь решение она приняла. Правда безответные письма и далеко не радушный прием. Она уже здесь и сейчас ведет допрос, свое расследование, но Дэвид все еще пытается держаться за нее, сглаживая ситуацию, не понимая куда и зачем ему двигаться. Ох, как Хелла выделила «чужие» - поженимся чужие и проживем лет 50 чужие. Вот тут, сразу с места в карьер, она говорит о том предложении, и что оно теперь между чужими людьми. Только остается выяснить что стало причиной. Она сразу говорит - скажи, если не так и давай расстанемся. Но предложение проходит мимо, оно ведь исходит не от Дэвида, а свою войну он ведет сам.

И после знакомства с Джованни Хелла очевидно все поняла и что делать остается делать? Что вообще делать. Она еле удерживает себя. Больно, страшно, непонятно. Убежать, увести Дэвида? Его она уже приняла в свою жизнь, поэтому уедем, уедем, сейчас, сегодня... Вечно эта работа все портит. Но она продолжает надеяться на совместное спасение и она хватается за него (пЫчИмУ я не знаю, чего они так все за него держатся? Вопрос, на который когда-то был ответ).
А их последний разговор получился потрясающим, слишком настоящим. Для Хеллы ответы, витавшие в воздухе озвучены, она с таким трудом сбросившая маску  еле сдерживается, напуганная девчонка, Как будто под чернотой появилось что-то человеческое, свежая кожа, но по ней резанули и больно и глубоко. От источника этой раны надо бежать. Сегодня она не уходит с видом - мне параллельно. Она убегает от этой боли, от этого терзания... Дэвид наконец-то произносит все что давно нужно произнести. Он говорит это не для Хеллы, для себя все то, что накипело и что привело его сейчас к этому разговору, он впервые озвучивает собственный вердикт свой войны. Да, я режу по живому, но видимо все настолько наболело, столько трупов позади, что особых эмоций на это не осталось. Безысходное зачитывание, я больше ничего не скажу - принятие от безысходности, принятие себя. После этого принятия, когда все что терзало, выброшено, развешено так как должно висеть и не мешает видеть то что было ... весть о казни ... дает понимание, там, тогда было мое счастье, но я его не взял. Не уходи Джованни... Вот так и получилось... спектакль о любви, ибо другого не было. Надеюсь, оно будет рано или поздно…лучше рано, тем более что оно есть и мы это видели…ых, опять я, но так хочется КД.

Все происходящее шло настолько мимо, зато впервые по-настоящему дернул Анджело и возник баааальшой вопрос - кому он произносит свои слова?
«Оставь его оставь, не продлевай его страданье, ибо его любовь, внезапно вспыхнувшая страсть, требует ответного огня, ты мертв, душа твоя иссохла, оставь его, он принесет тебе несчастье». Это и о Дэвиде и о Джованни. Хотя наверно больше о Джованни и для Джованни потому что требует ответного огня, его душа высыхает еще тогда в Италии, и несчастье светит ему, он удлиняет и продлевает страдание Дэвида. А может все-таки для Дэвида, который «мучает» Джованни не любовью, со ссохшейся душой и куда большее несчастье приносит Джованни... Вообще все это стихотворение можно разбомбить:
«Кто на свете жил любимых убивал» возможно Дэвиду. «Кто слишком преданно любил» к Джованни... «Но ведь не каждый принял смерть за то, что он убил». В общем, каждую фразу можно приплести. К сожалению, в этот день ответа на данный вопрос найти не удалось, как не удалось собственно найти ответа, зачем этот спектакль вообще был поставлен. Но поискать страсть, как захотелось...

Оййййй... Маразм крепчал по экспоненте...
Но это, между прочим, регулярно происходит на ЮЗ: не можем сыграть - так доскажем словами. Или такими вот картиночками пошлыми, после которых зритель уже об ангеле затоскует (а вспомните, как плевались поначалу: зачем он ну-ужен...)

Да, лица я не видела, видела только фигуру, которая стоит, потом поднимает руки (а-ля распятие, а может что еще), потом с трудом встает на колени (а-ля Кочкарев), ну колени с трудом гнутся. Ну картинка силуэтная красивая. А нафига? Еще раз жирной чертой подчеркнуть, что он раскаивается. Ну если бы это сыгралось, это можно было как минимум дважды прочитать в спектакле. "Вы были с ним счастливы", когда про Джо рассказывает, Дэвид говорит, что сожалеет - и это из очевидного, а наерняка что-то еще есть, не вспоминается 

Причем на Анджело опять были те маленькие крылья, только теперь они стали пушистые, как и большие. Вот если на Дэвида нацепить те архангельские крылья, они своим размахом закроют всю "печку", но зато Дэвид будет заметнее

Вот. Вот оно. Ванин категорически выпал, как собственно и Борисов. Они не прирастали к Дэвиду категорически. И вроде от них идет все что нужно, но оно ни с чем не связано. А замысел ведь правда классный, так хотелось космосУ 

Говорю то, что думаю. Думаю о том, что чувствую...

Вчерашняя (05/03/2008) "Комната Джованни" оставила странное послевкусие

Вроде все было как обычно: красиво, слаженно, текст тот же исполняют те же. И все-таки что-то было не так, «не по-моему». Что? Да ничего особенного. С глубоким прискорбием сообщаю, что вчера helgarus не удалось принять участие в самокопаниях Дэвида. Потому что... (!!!! Чистейшее ИМХО) Дэвида на сцене не было, за исключением, пожалуй, пары бессловесных моментов внутренней борьбы Дэвида прежнего, «кажущегося» с Дэвидом нынешним, настоящим, рассказывающим всю историю.

Совершенно непонятен мне несколько изменившийся образ Хеллы – получилась этакая вкрадчивая, себе на уме кошка, неудавшаяся охотница за мужьями. Это Хелла-то! ????
С ее умом и сообразительностью, склонностью к самоанализу и способностью резать «правду-матку» в любых ситуациях? Странновато как-то смотрелось. Ну да ладно. Спасибо хотя бы на том, что обещанной новой заключительной сцены не было. Точку в истории, рассказанной Дэвидом, должен все-таки ставить Джованни, а то ерунда какая-то получается. Дэвид – кающийся грешник? Да не может такого быть. Скорее он всю оставшуюся жизнь будет мучаться угрызениями совести, чем раскается в «содеянном».

«Сожалеть о прошлом – плевать в будущее.»

Дэвид бежит от прошлого, стыдится его, но не сожалеет и не старается забыть его, подобно Джованни.

Ну да ... не все коту масленица, зато вчера был, на мой взгляд, потрясяющий Джованни.   

Самоуверенность и эгоизм переплетались в нем с уязвимостью и доверчивостью.
Вчерашний Джованни был мальчишкой, сыгравшим ва-банк  и не выигравшим. И покинутый, окончательно сломленный Джованни, вызвал не тупое раздражение а ля «дэвид», как обычно, а сострадание, нет, скорее все же недоумение – «за что?», за что столько несчастий на голову этого мальчишки?.
Да все за то же – «сожалеть о прошлом – плевать в будущее».
Нет прошлого, и будущего – тоже нет.

(за монолог Addio del passato  - отдельное спасибо, браво и низкий поклон Алексею Матошину! Было здОрово, даже несмотря на  «Вальс цветов» в исполнении чьего-то сотового телефона на протяжении всего монолога. Владельцу  этого агрегата, видимо, не подозревавшему о его существовании, – отдельный респект)

И все-таки, мне не жаль Джованни. Каждый выбирает по себе. Он выбрал, и я не уверена, что его выбор был сделан от безысходности, а не от все того же ребяческого желания отомстить Дэвиду (ведь хватило же у него сил и смелости первым заговорить с американцем в баре!) – «вот умру, вот тогда они все попляшут». Что ж, Джованни больше нет. Но хотя бы пять с половиной месяцев своей жизни он был счастлив, был, потому что любовь – уже сама по себе огромное счастье:

Не бывает любви несчастной,
Может быть она горькой, трудной,
Безответной и безрассудной.
Но несчастной любовь не бывает,
Даже если она убивает,
Тот кто этого не усвоит
И несчастной, несчастной, несчастной
Любви не стоит. (предположительно Б.Заходер)