20.02.2008
Счастливейшие умирают рано…
У Шекспира нет таких страстей где бы искры в глазах гасились слезами или вспыхивая высушивали слезы. То, что есть во взгляде Ромео и Джульетты, когда он ведет свою невесту, почти жену и не может отвести глаз, в которых любовь и нежность граничат с болью. Ромео на секунды крадет улыбку, неловкую, угловатую, для нее. А Джульетта дрожит, словно весь миг их любви спрятан внутри нее и рвется наружу из волнительного плена.
В их первую встречу на балу она будто воробушек трепещет в его бережных руках. Еще секунду назад девочка, с нетерпеливостью и азартам тянущая за руку в пляске старшего брата из рук Ромео уже высвобождается смущенная, трогательная, восторженная девушка. Его поцелуй вырвал ее из детства, ее ответ нашел под камнем на его плечах юность. К брату Лоренцо за благословением прибегает мальчишка, легкий словно мысли которые должны разносить послания любви, по мнению Джульетты. Шаловливый, влюбленный, искрящейся молодостью и счастьем. Не долгим счастьем, оно здесь в малых правах, его робко передают из рук в руки на краткие мгновенья, как сокровище, словно шаги Ромео вслед перебирающей руками свет Джульетте. Их страшно спугнуть в них боязно вторгаться.
Когда кормилица сообщает Ромео кто Джульетта, не ее имя становится для него горьким открытием, а бременем на сердце ложится свое собственное. Его новая тайна, которой он не хочет делиться так же как своими переживаниями в начале спектакля с Бенволио. Ромео дает ему понять, что знает для кого все эти расспросы – «кто там, мой отец?» Его тяготит не столько общество Бенволио, сколько постоянные неумелые попытки влезть к нему в душу. Ромео не боится прищемить самолюбие или все таки уязвленную в итоге гордость Бенволио. Который, как Балтазар в перебранки Монтекки, случайно, нехотя попал на линию огня.
Семейства разделились не на два враждующих лагеря, а на тех, кто понимает и не понимает сути происходящего. Так кормилица важнее леди Капулетти, она ближе Джульетте, чем мать, у них свой язык старых друзей и родных людей. Ее Джульетта корит за то, что не предупредила о теме беседы с матерью, от нее не скрывает как чужд ей брак, тем более с Парисом и в ней находит отголосок понимания. Слова кормилицы же становятся решающими для женщины, в которую Джульетту превращает не время, а боль. Она последний человек после отца и погибшего Тибальта кто близок ей. Ответ кормилицы у клонящейся к земле Джульетты с надломленными ладонями, обхватившими друг друга, отнимает последнюю опору, чтобы выстоять на ногах.
Для нее не очевидно то, что так заметно со стороны. Жестокие слова отца в адрес дочери продолжение горя и траура. Его мучений, ослепляющих к страданиям других, как и беспомощность матери, волнующейся за мужа. Тибальт не дотянулся до Ромео клинком, но ранил, его зримо, Джульетту невидимо. Она защищает от его призрака Ромео, становясь преградой между врагами и двумя любимыми ею людьми. Никогда раньше не была так ясна ее привязанность к брату, никогда прежде не была так значима ее любовь к Ромео.
В этом великом заговоре есть еще один участник – Меркуцио. Они в равных весовых категориях с кормилицей, он шутит с ней, а она на ощупь определяет, что разметчик не ее. И их подколки скорее встреча равных и друзей, с рапирами не шпагами. Их роли тоже схожи. Меркуцио сообщник Маб, Ромео и даже Джульетты. Он заговорщиком ведет Ромео на бал, всячески его там оберегая и скрывая, его завет Джульетта в первый миг, возможно, чтобы узнать имя юноши пришедшего с ним. Он тот, кто может все устроить, даже свою собственную смерть, поставить удачно. Уж если гибнуть, то так же как и жить. Но на сей раз это был не танец со смертью, а случайное, хоть и вынуждаемое свидание. Не слишком переперченной, а слишком необременительной была для жизни воздушная поступь Меркуцио, он и сам не всегда замечал, как делал важный шаг. Шаг по чужим судьбам и своей.
От неба до земли, тяжелой поступью похоронной процессии Джульетты, где за членами семьи идут призраками маски их души вышедшие из тела. Среди них Парис, не актер, а именно Парис из второго акта. Я специально стараюсь не писать имен, если все правильно на сцене не актеры, а их роли. Вот так было вчера. Так я увидела то, что происходило на сцене, волшебный спектакль, в котором были практически все по списку из программки. Парис, надменный со священником, вмешивающимся в его планы, почти грубый с ним и словно не слышащей отторжения в словах Джульетты. Еще не любящий, но тянущейся к ней. Его можно внести в склеп.
В пространство, где луч осветил то ли изваяния то ли портреты в нишах, перед тем как ворвались тысячи его собратий в открытые окна. Только не отсюда из другого места, из окон струится не наш, неземной свет. И грустно не от стоящей в нем Джульетты или вошедшего Ромео, а потому что он видит ее, говорит с ней, а она находящаяся здесь, в пол шаге, почти в его пальцах не видит и не слышит его. Ей словно самой тяжко и горько, от того, что она не может увидеть Ромео, но «почувствуй что я здесь» чувствует, что все не так как должно было быть. И смерть может быть счастливой, если создана для встречи…
Отредактировано Lek (2008-02-22 01:19:39)