15.10.2006

В спектакле много говорится о логике, но когда-то меня убедили, что у женщин ее попросту нет, так что я буду писать о чувствах. А еще я не стану рассказывать об игре актеров, для меня, неискушенного «Калигулой» зрителя, вчера их не существовало. Были лишь герои, которым я всецело верила и каждое мое слово о них, благодарность создавшим эти образы артистам.

Признаюсь, что все мои знания о Калигуле сводились к штампам полуученым в нашей очень средней школе. Я никогда серьезно не задумывалась о нем как об исторической личности, поэтому начало спектакля меня удивило. В двух-трех словах нам рисуют портрет по большому счету светлого человеке: совестливого и мудрого правителя, с добрым сердцем. Даже инцест, не может его опорочить, что не простишь хорошему человеку?
На сцене появляется Калигула (Олег Леушин) и оказывается, что руины могут двигаться. Более того, эти следы внешнего разрушения почти не пугают. Его точка отсчета, осознание беспомощности, смертности, все хоть раз бывали если ни там, то очень близко. Но вот прошло три года и перед нами другой человек, осыпающийся внутрь самого себя и это действительно страшно. Как много должно случится, чтобы сотворить с душой такое? Или как мало нужно для этого? Сколь легко ему играть «на слабо» с целым миром и сколь неуютно наедине с самим собой. Грань, до которой можно дойти здесь почти осязаема, разумна, притягательна. Недаром считают, что когда кто-то заболевает в семье, болеет вся семья, а из желания Калигулы изменить порядок вещей рождается невероятное ощущение всеобщего бессилия в принципе что-то изменить. При этом все немного правы в этой своей беспомощности. Так Керея (Игорь Китаев) прав, что нельзя ненавидеть того, кого не считаешь счастливым. С ним вообще на редкость легко соглашаться во многом, лениво опровергать и лишь иногда хочется сомневаться.
Можно ли любить человека, которого не за что любить?
Можно. Можно любить человека за то, что в нем было. Возможно, именно так любит Калигулу Геликон (Евгений Сергеев), вынужденный наблюдать эту агонию. Я ни секунды не сомневаюсь, что если бы он мог достать Луну, он непременно это бы сделал.
Когда он погибает, от рук заговорщиков, хочется плакать.
Можно любить человека вопреки. Возможно, так любит Калигулу Цезония (Ольга Иванова). Не в силах спасти она идет следом, надеясь или смиряясь.
Когда погибает она, нужно плакать.
А можно любить человека, потому что увидел в нем часть себя и понял. Так любит Калигулу Сципион (Анатолий Иванов) и так в меру своей обреченности любят его зрители.
Когда заканчивается спектакль нет сил, чтобы плакать.
«Калигула» оглушает, заставляя пропускать через себя каждое слово и эмоцию. Даже смех в зрительном зале служит определенной цели, заземляя непомерно высокое напряжение на сцене. И ровно настолько насколько нельзя не поделится тем статическим электричеством, мыслей и эмоций, что уносишь после спектакля, им хочется делиться.

Отредактировано Lek (2007-05-20 01:43:44)

Калигула был как никогда...
9 ноября 2006
Я не могу сказать, что видела много раз этот спектакль, точно знаю, что не два и даже не три раза. Но ...расстроили
Злость, обида, расстройство, слезы - вот такой коктейль. Почему все так? Откуда это все это? Где потерялась Истина? «... разве не этого мы хотим, разве не к этому все мы стремимся? А если у всех нас общая цель, если мы все хотим одного, тогда что же мешает нам ...»

Патриции, весь спектакль, уж извините, ржали как кони. Ребята, вы думаете, вас не видно, если вы стоите не в свете и в глубине сцены? Спектакль разбит, для меня он превратился в мозаику из эпизодов: сцены, где участвуют патриции, и где их нет.
Как хорошо, что патрициев иногда не было. Вот уж не думала, что когда-нибудь скажу подобное. Но они действительно мешались.
Калигула вкладывал свою Душу и успешно вытягивал мою. Луна. Господи, ну почему он не получил Луны?!? Глаза Цезонии. Именно глаза. Таких, еще не было, вернее таких я не видела. Они были настоящими. Из них струилась такая любовь, столько нежности. Геликон. Милый Геликон, я не раз пела тебе дифирамбы и не устану петь. «Посмотри на это лицо, ты видишь лицо врага». Как же повезло Гаю...
А был ли кто-то еще в спектакле? Вроде бы нет...

Сципион, с оттенком усталой обреченности, вынужденности. Непонятно зачем слонялся по сцене. И успешно погубил мощнейшую, любимейшую, концовку первого действия. Презрение Калигулы... а Сципиону, пофиг. Совершенно непонятный, точнее отсутствующий Керея (замены не предполагается случайно? А жаль). Так и хотелось вслед за Калигулой спросить: "Керея, почему ты не любишь меня?"...Ну и суетились патриции.
Сцены с патрициями. ржали как кони, продолжаю. Стойкое ощущение не покидало: смеются надо мной. И вот уж не знаешь, что делать пытаться понять Калигулу, или впадать в паранойю с мыслью «почему надо мной смеются».
"Публика, она же не дура" - дважды в месяц со сцены звучат эти слова, и вы их не поняли и не запомнили?
Вот сижу и задыхаюсь от неправильности. Почему так больно, когда что-то неправильно? Почему я должна была увидеть что, что-то происходит на сцене? В конце-концов это называется профессионализм. Я пришла к вам с открытым сердцем, а вы обсмеяли меня. Простите, но так со зрителем не поступают. За что? Вы влезли в душу, вы были милы и чудесны, вы дарили радость, знание, помогали улыбнуться в самые пакостные мгновения, а сегодня просто взяли и... все испортили. Вы в ответе за тех, кого приручили разве можно забыть эту Истину. А ведь вы приручили. Неужели не понимаете. Очень больно. Ощущение, что всадили нож в сердце, причем дорогие тебе люди.

Как я сейчас понимаю Калигулу...«Этот мир, такой, каков он есть, выносить нельзя. Следовательно, мне нужна луна, или счастье, или бессмертие, что угодно, пусть даже безумие - но не из этого мира...»

Калигула 27 января 2007
Жизнь и любовь - вещи противоположные. Мы были свидетелями Вселенского процесса.

КАК можно это описать. Я не знаю. Нет у меня слов. Чтобы пережить увиденное мне понадобилось два дня. Пережить смогла, понять и осознать... наверное, все-таки нет. Мне все труднее и труднее приходить на этот спектакль. Еще сложнее говорить о нем..., проживать заново те минуты. А это были тяжелые, страшные минуты. Дышала через раз. В какой-то момент осознавая, что задерживаю дыхание. Я боялась лишний раз вздохнуть. Звучит, может и смешно, непонятно, но ноги отнялись и отказывались так уже привычно перепрыгивать через первый ряд.
Восхищаюсь теми, кто мог что-то связное сказать после спектакля. К таковым не отношусь. Меня не хватало даже на слова «супер», «классный спектакль». Нет, это было не потрясение, это было нечто большее...

Патриции прошли мимо. Почти прошли мимо. Они беспокоились, но не очень, тревожно... как ушел, так и придет. Они были вместе, но не едины. Они решали, в чем же дело и нашли решение, подходящее им - Друзилла. Они ловко заклевали Калигулу «важными» государственными делами. Не осознавая этого, у них есть свое дело и они его выполняют, в их задачу не входит наблюдать за душевным состоянием Цезаря. Если бы повременили, если бы подождали сутки-двое. Погибла бы Римская Империя? Успокоился бы Цезарь? Нет ответа.

Геликон поразил тем, что стал Выше патрициев. Он буквально нависал над ними и не только ростом, но и своими глубокомысленными измышлениями. Он знает все, он понимает все. По силе он равен Калигуле. Стоя рядом с патрициями, людишками, которых словно стадо ведет Керея на исполнение собственных целей, Геликон ставит руки на пояс. А ведь это неуважение. Да он не уважает и презирает их. Он понял истину, которую только пытается понять Калигула. Он поддерживает его, одновременно с легкой издевкой обращаясь к патрициям и остальным. Лучше взимать налог с порока, чем платить за добродетель - подводит итог он грандиозному плану увеличения доходности лупанария.
Геликон прекрасен в первой, самой доверительной беседе с Калигулой. Ничего целебнее такого вот разговора в тот момент для Гая нет. Носить в себе разрывающую боль невозможно, и Геликон по ниточке вытягивает ее. Он убеждает нас в том, что Ты знаешь, я вообще не думаю, я не достаточно глуп для этого, но это не так. Он думает и знает больше чем кто-то может представить. Я много что знаю, но мало что меня занимает. Простые вопросы: где ты был, зачем тебе это, что ты будешь делать, дают возможность выплакаться. Он знает, что у Калигулы есть идея, пусть бредовая, пусть невозможная, но идея, которой он следует. И будет следовать. Переубедить его не получается, ибо боль слишком глубокая, ибо сердце слишком мягкое (можете и за это слово меня растерзать) Геликон поможет, и он помогает в невозможном, только вот до Луны ему не добраться. Эта та вещь, которую Калигула должен достать сам. Тот рубеж, добравшись до которого он выиграет схватку с собой самим и со всем миром.

Скажу крамольную вещь - Не получился Сципион. Слишком он волновался, эмоции захлестывали, не справлялся он с их потоком. Когда появился впервые он очень волновался. Прошлый спектакль был лучше. Может оттого, что он в этот раз сильнее старался. А еще временами было ощущение, что он хочет казаться старше, чем он есть на самом деле...
Подумай о Калигуле...постарайся его понять... Сципион нужен Калигуле, он один из тех, кто помогает ему дышать. Потому что существует тайное согласие между землей и ступнями, щемящее умиротворение вечера, крик стрижей, запахи деревьев и реки И малокровием это не страдает, это страдает любовью... нежным прекрасным чувством.

Калигула появился другим. Что-то неуловимое, но было другое(состояние актера?). Не поняла сразу, пыталась выяснить. Нотки стали другими. В общении с патрициями он был жестче, строже. Он чаще требовал - выйди-подойди-встань. Ощущение, что рамки «Калигулы» раздвинулись. Гай стал чуть более жестче и чуть более мягче. Он не с горечью рассказывает историю про бедного императора, с сарказмом и мыслью - чтобы сейчас с ними сделать еще.
Когда он говорил с Геликоном, он не сожалел «кто мне даст луну». Он почти требовал от него Луну. Это была не просьба, не мольба, а требование. Ультиматум, исполнение которого могло бы спасти. Спасти в первую очередь его самого, спасти всех.
Его трясет, мысли скачут, и он это осознает. Состояние, когда ты понимаешь, что сходишь с ума, сходишь с ума от боли и ищешь на что направить свою боль, свое страдание, свое несчастие. Я никогда не был разумен, так как теперь В такие мгновения сознание наиболее оголено, ты видишь все настолько ясно. И это чистое вИдение мира пугает, а неправильность ужасает. Потеря, смерть женщины - точка отсчета. Как нужно любить, каким должно быть Сердечко, чтобы смерть настолько оголила несовершенство. Получить невозможное. Кто из нас хотя бы в один миг своей жизни не мечтал о невозможном. О Луне, о Солнце, о Небе, о Ветре. Воплотившись, это невозможное перевернет сознание, изменит наш мир, а вот в какую сторону - это вопрос на который ответа не нет.
Вирус неправильности, сидит в нем и захватывает изнутри. Чем слабее, чем уязвленное человек, тем сильнее, тем активнее он работает и захватывает его. Ложь, вокруг ложь, все неправильно. Эта ложь, она приписывает значение вещам, людям, всему миру, поэтому я не люблю литераторов. Когда это значение разбивается, разбивается все. Как тяжело быть человеком.
А люди свыклись с ложью, и Геликон говорит об этом, он тоже приспособился к миру, но его нельзя выносить таким, каков он есть. Но ведь можно и даже нужно построить истину, открыть глаза. Найти выход для себя и показать людям истину. Найти решение только для себя - этого мало, я не могу и не посмею забрать все себе. Доброе сердечко (можете растерзать меня за это слово, но именно «доброе сердечко») Гая разрывается от боли. Открывая шаг за шагом истину, я буду показывать ее окружающим. А как открывать, как ее понять, как охватить. Нашим зашореным мозгом невозможно охватить все, невозможно получить Луну. Разбейте оковы, сковывающие ваши глаза и вы разобьете оковы, сковывающие ваше сердце. Но путь открытия он выбрал не верный. Думал ли он над выбором или все случилось спонтанно под напором патрициев, под давлением казны, под давлением атмосферы в которой вырос. Тем не менее, первый шаг сделан и вихрь закрутился. Вырваться из этого круговорота уже невозможно.
Он закрывается и начинает играть в свою игру. Игру, которую понимают лишь избранные, но кто-то с нею борется, кто-то поддерживает Калигулу в его начинаниях, кто-то пытается заставить его отказаться от игры. Все безуспешно. Слишком много у него власти, А возражающих я истреблю, вместе с их возражениями слишком много у него возможностей, слишком сильно хочет дать шанс Невозможному, слишком он видит свою идею, слишком жаждет Луну.
Люди плачут оттого, что все идет не так как им хочется - не добавить не прибавить. Слезы всегда от неправильности. Была бы правильность, была бы Луна, тогда была бы радость, а не слезы.

Иногда было ощущение, что Цезония понимает Калигулу. Но нет, она только пыталась его спасти, своим способом. С каким сарказмом она отвечает на просьбу Сципиона спасти его Значит ОН тебе дорог Да, он не просто дорог, их связывает большое и красивое чувство. Правда, в этот раз оно не проявилось настолько ярко. Оно почувствовалось, но не увидилось. Но оно есть. И Цезония, завидует этому невидимому, с обидой называет свой статус - давняя любовница. Со смехом она выслушивает мальчика (Сципиона), который с восторгом говорит о своем «учителе», повторяет его заученные фразы Жизнь не легка, но нам в ней даны - искусство, религия, любовь, что поддерживает нас Ее покорность и исполнительность, смирение с несовершенством мира, не вписывается в его картину. Все бунтуют, а она соглашается. Да он попросил ее, но ведь это тоже неправильно. В каком приступе он душил ее. С сумасшедшим криком, искаженным от ужаса лицом. Она доиграла свою роль, ту роль, которую Калигула изначально отвел ей в своей пьесе. ты будешь помогать мне, будешь холодная, неумолимая Неумолимая логика съела и ее жизнь...

Вот не знаю, как я высидела первое действие. Гаснет свет, и кто-то величественно вышагивает по сцене. Калигула? Нет, это оказался Леушин. В совершенно непонятном одеянии, из под ободка смотрит в зал и буквально смеется - «ну что? как вам? перварили? готовы? дальше будет больше!». Мгновение - «сегодня я - Венера» - и на глазах он превращается в Калигулу-Венеру. И одеяние уже не кажется смешным. Стены буквально проваливаются, пространство расширяется, и мы вновь оказываемся в Империи, Империи имени Калигулы. Воздуха опять не хватает, страх и ужас от происходящего, боль и страдание от несовершенства мироздания охватывают тебя... садисты)))

В финале дым будто побоялся сразу окутать его. Слишком много в нем было, слишком много всего. Эту маленькую фигурку туман не решился охватить. Но потом, пощупав его, поняв, что он готов, готов пройти последний шаг, охватил его полностью. Пелена накрыла, страдание, ожидание, мучение подходит к концу. Страница переворачивается. Он сам ее переворачивает и ждет. Будто перед расстрелом заглядывает в глаза своих убийц, заглядывает в глаза мира пытаясь все-таки понять его, понять его неправильность, раскаяться в ошибке сделанной три года назад при выборе пути. Но учителем он стал (без комментариев). Секунды ожидания... выстрел. Долгожданная свобода, освобождение
Люди смертны... и потому несчастны Вирус Души превратился в болезнь... а болезнь оказалась для него неизлечимой.

24.02.07
Новая грань... не самая лучшая. ИМХО
В январе был сильный Калигула, страшный Калигула, разрывающий Калигула. Слишком о многом он тогда заставил задуматься, а, сколько тогда осталось, что называется за кадром. На отдельные грани просто не хватало сил, поэтому размышление о них было оставлено на потом, на следующий раз. Тем более, что спектакль раз от раза набирал, приобретал, доносил новые мысле-чувства за которыми и приходишь постоянно. Больно, трудно, и одновременно так необходимо осознавать себя похожим на Калигулу, ощущать вместе с ним неправильность мира, переживать все то, что переживает он. Может ли быть иначе? Оказывается, может.

Это призвание Императора - дать шанс невозможному Невозможное произошло.

Абсолютная пустота. Спектакль прошедший мимо, спектакль, не затронувший ни одной струны. Спектакль ни о чем. И этот спектакль, страшно сказать, «Калигула».

Два центральных лица, дуэт, который может перевернуть все, который мог вывернуть зрителя и сделал это пару месяцев назад, когда состоялся ввод Сципиона... но сегодня. Сегодня произошло что-то космическое, равновесие нарушено: не было Сципиона. Но это полбеды, не было и Калигулы (!). Точнее не было Калигулы такого, каким он был последний год. Леушин кардинально изменил героя, разрушив до основания прежний образ. Он попытался донести до нас новый образ Калигулы, при этом ни на секунду не напомнил нам о прежнем Калигуле, не отклонился от выбранного курса. Он честно гнул свою, непонятную никому линию. Зачем? Вопрос открыт

Каким он был. Я часто писала об этом. В первую очередь, он виделся человеком несчастным, его безумно жалко. Он доносил, вкладывал собственную боль в нас. Оттого мы понимали Калигулу, оттого были против Кереи, который руководит патрициями, ведет их на борьбу. Сегодня он не ощущал неправильность мира, не терзал его тот факт, что«все идет не так как хочется и оттого люди несчастны». Наоборот, все шло именно так, как ему было нужно. Он не страдал, он просто бросал вызов, безосновательно (точнее этого основания не было видно), он бросал вызов всем: Богам, патрициям, Римской Империи... Зрителю.

Исчезла съедающая его изнутри любовь, жажда любви. Появилась озлобленность, гнев. Его не разрывала неправильность мира, ему хотелось только убивать и пополнять казну. Такой Калигула у Камю, о таком Калигуле в конце книги не жалеешь и радуешься, что наконец-то его убили. Хотя, по большому счету, даже до такого Калигулы вчера было далековато.

Теперь Калигула никого не любил и не любит, не жаждет любви, он только ненавидит окружающий мир, и кричит на него. Один сплошной вызов. Его не сжигала боль неправильности, он не вынимал сердце, он вынимал злобу. Учитель, который учил гневу, позволял злиться на себя, не допускал возможности понять его. Вчера его можно было только возненавидеть, но не принять и понять. В этот раз Данко оставил сердце себе. Да и не нужно нам было это холодное сердце, в котором нет жажды любви, жажды правильности. Чем-то оно перегорело.

Что-то происходило внутри, не ясное, мешающее играть. Он не тянулся всем существом к Луне, ему не очень-то нужна эта Луна. Он говорил о ней так, будто это… просто приступ, сумасшедшая идея, которую надо как-то воплотить. Он не желал ее так, как обычно. А ведь в Луне для него жила Друзилла. Та единственная, которую он любил, то бездонное сердце, которое могло утолить его жажду, и которое он потерял. Странной, саркастической улыбкой, смесью страдания и смеха над собой закончился монолог о Луне, монолог о Любви, монолог о Жажде... Нет, в этот раз не захотелось достать Луну, подарить Луну. И уходящего Геликона, буркнувшего, что он ушел за Луной, легко было понять.

Не было ни одной «калигульской» интонации, таких любимых, таких, что были всегда: капризного ребенка разыгрывающего комедии перед патрициями, страдающего мужчины, с неуемной внутренней болью. Зато был Воланд (прошу прощения), тот самый слишком низкий голос, которого ни в одном спектакле не слышалось раньше, и который так удивил в Мастере. Почему, а главное, зачем Калигула изменился, изменился в худшую сторону (имхо). Нет ответа. Такого Калигулу понять невозможно, даже постараться его понять. Такого «Калигулу» второй раз видеть не хочется.

Сципион. Его вообще не было. Простите, но скажу знакомой всем фразой грубо, скучно и не интересно. Что Драченин вытворял в этот же день в Парашютисте - милиционер, памятник. Один памятник сыграл глазами больше, чем Сципион за все три часа спектакля. Единственный раз, когда он обернулся ... второй раз обернулся, навсегда уходя от Калигулы, вот тут что-то мелькнуло. Ниточка взгляда, которая могла значить хоть что-то, о которую пару месяцев назад можно было порезаться. А так... Куда пропал Сципион, который был самый первый раз. Или тогда роль получилась от испуга? Ведь, в тот первый раз Драченин показал, что умеет, что может. Доказал нам, неверующим, что Сципион может быть таким, что такая роль ему по зубам. Сегодня он бегал, размахивал руками, и был похож на абитуриента, который, выучив басню, что-то пытается доказать. Безуспешно.

Что ты хотел сказать этим стихотворением? Презрение? А было ли оно это презрение. Кроме юношеской заносчивости, тинейджерского гонора не было ничего. Любил ли Сципион Гая, и любил ли Гай Сципиона. На эти вопросы сегодня нет ответа. Просто два человека, которые столкнулись в данном пространстве-времени разошлись, не оставив ничего после себя ни в одной из душ. Не затронув нас.

Геликон. Браво. Некая наглость, появившаяся в нем совсем недавно. Нет, это не совсем правильное слово. Скорее возвышенность. Он каждым движением показывает, что, родившись в рабах, он сейчас выше каждого из знатнейших патрициев.
Каким был Керея! Сегодня я была на его стороне, невольно принимала его сторону. Огонь, горящий в нем, жажда победить Калигулу. Он был выше него, умнее, рассуждал трезво и убеждал нас в своей правоте. Его ненависть, противостояла жестокости Калигулы. Сравнивая расправы устраиваемые Цезарем и настроение Кереи, невольно принимаешь сторону последнего. В разговоре, людей равных духом и гордостью, выигрывал не Гай, выигрывал Керея. Калигула не вел хитрую игру не равных, он продолжал обвинять, пригвождал повышенными интонациями, заставлял себя возненавидеть еще больше. Он добился своего.
Великолепные патриции. Да, сегодня они были великолепны. Именно такими они должны быть. Спасибо, актерам. Хоть иногда и путались, но они были вместе и они были сплоченными против сумасшедшего Цезаря, который заставляет их бегать за носилками. Именно сумасшедшего. Не страдающего, не несчастного, а сумасшедшего. Отчего сумасшествие, ну видимо после смерти Друзиллы... ведь именно к такому выводу они приходят в начале. Такого психа и убить не жалко.
Сенект (Долженков). Знаете, этот патриций переиграл Калигулу. Старость должна перебеситься, но, глядя на эту старость, просто умиляешься - да пусть она бесится, пусть делает что хочет и доводит до ручки Цезаря. Она чудесно бесилась. Лепид (Шахет). Здесь только один комментарий, сделанный Калигулой во время турнира - «Что за цирк?» Где-то он переборщил. Комедия этого образа задавила его трагедию. Страха перед возможной смертью, страха перед могуществом Цезаря, который в любой момент мог его казнить, не было. Ну, разве что в момент, когда Геликон тащил его на расправу. Зато отчетливо светилось желание насмешить. Но, это же не «Женитьба»... Мерейя (Белякович) один эпизод - как он прочитал свой плагиат. С каким жаром и страстью. И вопросом в финале. За такое чтение наказывать нельзя, даже не сильно. Максимум - строгое предупреждение )) Еще раз, спасибо, патрициям, что они были.

Но если все пойдет так и дальше, этот спектакль можно вычеркнуть из списка тех, что стоит посмотреть. Простите.
Может все-таки стоит выступать в защиту этого мира, коль мы собираемся в нем жить

Калигула 15/03/2007
Шаткое равновесие
Отчаянное и абсолютно тщетное желание отдаться действу. Не берет. Что происходит. Не понимаю, не могу найти ответа. В каком бы внутреннем состоянии не приходила на спектакль, он всегда захватывал, душил, заставлял, побеждал, выворачивал. В этот раз опять мимо. Действительно ли было все то, о чем я писала раньше? Это кажется таким далеким и невероятным.

Практически все подстроились под новое поведение Калигулы. Он хочет совершать безумие просто так. Хочет просто так казнить, хочет просто так показать свою власть, но не наше заблуждение. Это был капризный ребенок. Ребенок, который вырос во дворце, который не мог допустить мысли, что ему что-то было непозволительно. Точка отсчета - смерть. Это точка отсчета для Империи, которая пойдет по новому пути и всего лишь новый виток жизни Цезаря, виток власти. Его распирает злость и жестокость, но не любовь и неправильность. Поворот на 180 градусов.

И ведь началось все болью, смертью, жаждой любви. Я не могу спать, если я буду спать... кто мне даст Луну? Мука неправильности, терзание безысходности, тщетные попытки Цезонии понять Калигулу и чем-то помочь ему. Дрожащие руки, содрогающееся тело, его разрывает что-то изнутри. Но что это было нам не дано узнать. Уже в разговоре с патрициями он прячет это все глубоко... и навсегда. С гневом и остатками слез - а какая связь между моим отсутствием и величием Рима?. Кто-нибудь может ответить? Ну? Тогда я поясню... и начинается сумасшедший водоворот логики, казней, жестокости. Ни на одно мгновение, ни в одном зрачке Цезаря не промелькнул ответ - отчего все это.
Геликон готов помогать, мучающемуся другу. Он живет сам по себе, он существует во дворце наблюдателем. Наблюдателем за жизнью высшего сословия. Он живет (точнее жил) другом Калигулы, другом, который помнит о том, кто его вытащил из рабов. Сначала он пытается быть, пытается помочь... но потом понимает, что бесполезно. Что смерть уже захватила Цезаря, он умер внутри. Желание Луны, казни, неумолимая логика идут по накатанной, катятся на спущенных тормозах. К чему все это приведет ... к гибели.
Все забыто, Луны нет и в помине, слезы высохли, сердечная мука заживает под струпом, шрам на Душе уже не виден даже ему самому. Есть только власть. Он и о Луне-то забывает, она уже не живет в нем, или он так хорошо ее скрывает и нам ее не видно? Вдруг после выступления Калигулы-Венеры он вспоминает о Луне. Взывает к ней, но не нужна она ему... точнее нужна по привычке.

Ох, по-моему, у меня опять получилось полу-оправдать увиденное. Сейчас для меня этот спектакль потерялся. Он опять прошел мимо, не затронув ничего. Нет ни ненависти, ни жалости, ни радости, ни горя... ничего. Пропало в нем то, что заставляло задуматься и ощутить свою схожесть с цезарем. Действо превратился в набор слайдов. Чередовались картинки «луна», «новый Калигула», причем последние были чаще. Картинки не перемешивались и откровенно мешали друг другу. Пропал стержень, на который все эти картинки насаживались ...
Попробую выдержать спектакль еще раз. Именно выдержать, мне жалко расставаться с этим спектаклем, но на такой, каким он стал сейчас мне еще более жалко тратить время...

Отредактировано rrr_may (2007-05-27 03:09:59)

Из личной переписки в аське, на кануне последнего в сезоне "Калигулы":

Lek (02:35:35 27/05/2007)
Я сейчас богохульную вещь скажу, но мне чуть-чуть хочется чтобы не сыграл. В смысле не вернулся назад, ведь что-то изменилось. Я не понимаю что, но вдруг нас куда-то ведут, вдруг это ступень перед... Я помню какой была "Шутка", и какая она сейчас, помню первого Воланда, вернее второго, но не суть важно, вдруг это ступень в новое? "Я верую" (с)  мне хочется верить... скажу почему обхохочешся, это даже безумнее, чем разговоры о "Калигуле" в три часа ночи )))

rrr-may (02:41:01 27/05/2007)
Тешу себя надеждой, но верится с трудом. Очень хочу испытать ту смесь которую когда-то переживала, почувствовать силу и гнет власти, мне тех пяти раз (хм, или больше) очень мало. С другой стороны, я сейчас напичкала себя разными версиями калигул, и ненавижу этот персонаж. Ну, хорошо пусть будет Калигула-исторический, но чтобы он был действительно. "Шутка" и Воланд все-таки растут вверх прибавляют, становятся четче, не меняются кардинально. А Калигула развернулся на 180 градусов и пошел вообще неизвестно куда.

Lek (02:45:24 27/05/2007)
Не думаю что в итоге получится Калигула исторический, возможно  другой, только куда он идет еще бы понять. Словно Калигулу стало раздражать желание некоторых погладить его по головке, вот он и решил вырвать поводья у сердобольных зрителей, протягивающих руки. 

rrr-may (02:48:18 27/05/2007)
Скорее под "исторический" я подразумеваю персонажа которого только остается что ненавидеть и радоваться что его убили. Исторического и у Камю я именно ненавижу, потому что это страшно. леушинского принимала иначе. Я просто принимала существование такого персонажа и где-то могла понять, точнее, наверное, ощутить, его действия

Lek (02:50:28 27/05/2007)
Ненависть сильная эмоция. хотя собственно такой и не существует (по науке), есть гнев. На Калигулу Камю можно гневаться, а тот, что сейчас на сцене Ю-З не дорос, но... если я что-то и поняла в этом образе, то мне кажется Леушин не позволит на своего персонажа гневаться по настоящему, ему нужно понимание в глазах зрителя, Калигулу Камю понять нельзя.

rrr-may (02:55:34 27/05/2007)
из прочитанного к Калигуле испытываю только ненависть, гнева все-таки маловато. Ну до сих пор (с февраля) Калигула-Леушина не вызывал никаких эмоций: ни понимания, ни ненависти. Верю и надеюсь, что ОЛ нужно понимание персонажа, верю, что абсолютного гада не сыграет. По любому попытается оправдать. Вот из этого оправдания у меня и получалось все то, что было раньше. Завтра жду оправдания, ну или объяснения этих сумасшедших действий. А еще жду появления из ни бытия логики, которая не то, что ушла на задний план, она исчезла.

Lek (03:03:11 27/05/2007)
Логика в любом случае будет, много пустых слов о логике - лекционный материал.
Мне было бы интересно если бы сыграл, настоящего монстра, это священное чудовище, чтобы смог по настоящему заставить испытывать к нему ярость, эмоции большими буквами, только на постоянной основе я себе такого не представляю.

rrr-may (03:06:16 27/05/2007)
В принципе я почти готова на любую грань, но чтобы она была стопроцентной. Полутона не хочу наблюдать. То ли нужна Луна, то ли нет, то ли псих, то ли Цезарь, то ли логика, то ли ее нет. Конечно, хочу ту старую версию, а еще лучше, когда состоялся ввод Сципиона и воздух звенел от вспышек молний, но если новая будет целостной, тогда я согласна

Lek (03:08:15 27/05/2007)
Как много пожеланий и надежд. Когда состоялся ввод Сципиона Калигула еще видел тех кто его окружает, теперь нет… ну что же, добавляем еще одну строчку – пусть откроет глаза.

Отредактировано Lek (2007-05-29 00:34:40)

Калигула 27 мая 2007
Это оказалось одновременно и сложно, и интересно. Определенно можно сказать только одно - у нас новый Цезарь
беспорядочные записи, в общем, и в частности

Цезарь вернулся. Аплодисменты (c)
- Надеюсь, ничего важного за эти три дня спектакля не произошло? (c)
- Ничего важного, Цезарь. Главное, ты вернулся... правда, другим, а те три спектакля стали почти понятны...

Знакомые, выученные наизусть фразы, звучали по иному. Появились новые слова. Нет. Они были и раньше. Совершенно точно были, но не слышались. «Калигула» обрел другую тональность. Сложно описать словами грань изменений. Она ощутима, в интонациях, смещенных тонах, сдвинутых восклицаниях, движениях, взглядах. Но все это не поддается правильному описанию. Понимать понимаю, сказать не могу. Тем более, что это был далеко не окончательный вариант. 27 мая мы увидели направление, линию по которой Калигула будет двигаться. Здесь я, скорее я говорю не о спектакле, а персонаже. Да, теперь он обучит нас свободе… до «почувствовать Калигулу в себе» дело у меня не дошло (вопрос времени?), а настоящие уроки свободы изрядно потрепали.

С сентября по май, девять спектаклей, девятый оказался перерождением. Меньше слез и горя, больше гнева, только гнева на кого - небеса, себя, людей, потерю. Что именно. Прежнего Калигулу жалел и понимал, нового пока не понимаешь до конца, но теперь уместны слова Сципиона «как же я тебя ненавижу и жалею». Причем последнее (жалею) в меньшей степени в течение спектакля, но вполне отчетливо в финале. Но и это другая жалость, отличная от прежней. Жалость не к страдающему, а запутавшемуся (не точно, но где-то так). Кинжальный выстрел подарил ему освобождение, позволил разорвать веревки в которых он запутался. Кто больше ждал этот выстрел: он или мы - это был единственный ключ к освобождению от логики. А логика стала тяготить, даже слишком. И глядя в зеркало он ругает себя, страшится финала и знает о нем. Но линия выбрана «бесконечная власть, бесконечная преданность своей судьбе. Назад не возвращаются. Надо идти до конца». Император, учитель, которого не доставало не повернется. Страшно и больно, ощутить этот конец, точнее его приближение.

Цезония молится не словами, а сердцем - я прошу всех Богов - в глазах смесь боли, страха потери, любви и еще чего-то. Такую молитву и боль Боги просто не вправе не услышать. Понимает ли она его действительно, или только следует за ним ты не можешь отвергнуть любовь - на эти слова страшный крик раненого зверя «любовь!». Стрела задела свежую рану. Но любовь здесь не самое главное. Отправная точка, спусковой крючок.

Неподдельные слезы и страдания, человечность скорченная внутри и постепенно ускользающая - все идет не так как хочется. Божественный Цезарь, всю жизнь приравнивающий себя к Богам вдруг оказался беспомощным. Солнце не будет садиться на востоке, а миропорядок каким бы он ни был будет двигаться в непонятном для нас, направлении. Он теряет свою божественность, очеловечивается. Калигула, всегда считавший себя равным богам, впервые ощущает свое бессилие, не понимая судьбу, тупость и злобу богов. (Здесь переплетается все в один узел, который мы еще распутаем). У него есть власть, чтобы попытаться управлять миропорядком опровергнуть тупость и злобу. И он пошел напролом, никого не видя. Забывая, точнее, наверное, запрятав глубоко.

И все-таки, есть там внутри любовь. Лишившись ее он выходит на новую дорогу, дорогу власти, загнав все чувства внутрь и только почти вскользь промелькнувшие слова о Луне, монолог к небесам напоминает о человеке, а не о Цезаре. Он мечтает о Луне более страстно. Что в ней - Друзилла. Нет в молочно белом озере для него сама страсть. Та самая, с которой он целовал Цезонию убивая ее. Из слов обращенных к светилу жалеешь не о том что он ее не получит и все от этого идет кувырком, а о том, что ее не получишь ты. Причем Калигула почти обладал ею, а мы нет и видимо уже не сможем.

Причина действий и поступков Калигулы стала менее заметна, а конечная цель очевиднее. Но поставленной цели Гай достичь не смог. Приговор, ход первый, ход второй, все это произносится устало. После долгих блужданий сил и желания особо нет. Но одновременно твердо и решительно, никаких саркастических ухмылок и улыбок. Нет, он не издевается. Он принял решение, обозначил цель. Слез меньше, больше безоговорочной уверенности, силы. Эта сила ощущалась присутствием рядом с ним людей, поддерживающих его. Этот человек почти всесилен, но он силен только потому, что рядом с ним есть любящие. Смог бы он вершить все без них. Время от времени невидимое плечо каждого из них ощущалось рядом с ним.

Геликон. Его речь, вошла в почти привычное русло - он на стороне Калигулы. Не сумасшедшего Цезаря, не безумца, а доброго сердчечка. Понимая, может и не до конца, но защищая и достигая вместе с ним невозможного. Это титан, который стоит рядом с Калигулой поддержит и выступает против патрициев. Его презрение к ним, смешно одновременно со страхом. Их много, противостоять толпе он один не сможет, но  готов это сделать. Малейшее движение патрициев на него и против него обрубается резким и безапелляционным - «стоять», он готов бороться и защищать идею. Не жалеет ли он, что его когда-то выбрали и он находится в этом вертепе, уж слишком странно прозвучали его слова «думаешь, что выбираешь ты, а на самом деле выбирают тебя».

Сципион, он ни разу не взглянул на Калигулу, когда читал стихотворение, только уходя, оглянулся - исподлобья. Не желая соприкоснуться взглядом, а, стремясь избежать его. Избежать увидеть самого себя? Наверное, слишком близко он почувствовал себя в разговоре с Калигулой. «Презрение». Здесь хотелось затаить дыхание, чтобы ни одно дуновение не помешало этому очевидному диалогу. Сплетение чувств и привязанностей, одинаковости и одновременно разности. Сципион не выглядел мальчиком-спинтрием Калигулы, который нужен для развлечения, он был равным. Сципион не стремился выглядеть старше, чем он есть. Он был собой, учеником Калигулы, а в чем-то и учителем.

Не надо выступать ни с какой защитой этого мира. Мир недостоин защиты, тем более что он виновен и слушание дела окончено. Радоваться этому или нет, Калигула не знает. Но приговор его не угнетает, приговор не ломает внутренности, не рвет мысль о Луне, чувствах. Чувства все запрятаны глубоко - на поверхности усталость от трехдневных скитаний, твердость и уверенность в конечной цели. Приговор просто есть - мир таков какой он есть не имеет значения - он произнесен, а каков будет результат.
Шутка? Развлечение безумца? Нет. Испытание, шанс для невозможного. Вместе со свободой наступает великое испытание но для кого именно испытание - Империи, народа... или самого императора.
Страшный вызов небесам - кто такой этот твой Бог - он буквально разрезал тишину, отсек невидимую грань. После такого громового утверждения, тихо и уверенно, где-то пренебрежительно - сравняться с ним, нет, мне не зачем пытаться сравняться с ним, Низкий, холодный и уверенный голос - перемежающийся почти азартом, азартом предстоящих действий - я хочу все перемешать, из страдания высечь брызги радости…и принести в дар миру равенство

Логика оказалась настолько четкой, и неопровержимой, что становилось страшно. Все новые и новые выводы звучали уверенно и правильно, и вот уже мы принимаем ее, хотя и не понимаем из чего последовала первая сентенция, которая повлекла за собою цепочку рассуждений и выводов. Он вовлекает нас в свою логику - национальное бедствие - народ будет роптать. Ох, как долго и пристально Цезарь всматривался в зрителя, неужели вы будете роптать против данных неоспоримых фактов.
И все это не развлечение безумца, нет, это не сумасшествие, и не призвание императора, точнее власти. Это возможность, которую он использует. Зачем? Ответа нет, но есть четкое ощущение, что Калигула ведет нас к ответу на это «зачем». Ведет целенаправленно, ступень за ступенью. И каждая ступень обоснована.
Калигула не станет лгать ложь не бывает невинной и не будет приписывать значения вещам людям, всему миру. Хотелось заткнуть уши, закричать - нет, Гай, нет, имеет значение, не хочу тебя слушать, не верю, мир имеет значение, имеет, и не отбирай его. Но приговор неумолим, полушопотом, почти не слышно, скорее ощутимо  - а после этого он представил доказательства своих слов. И окончательно это «зачем» понимаешь в его монологе перед убийством. Здесь с трудом вспоминаю, но ощущение, что да, все было правильно, логично, должно было быть именно так - оно появилось. Он сам объяснил свои поступки и, исповедавшись, ушел в историю.
Император, приняв решение, приказывал своим зрителям подойти ближе. От него исходило одно поле, от нас другое, невольно отстраняешься назад. Он отказался, я нет, и не хочу столкновения. Противоположности отталкиваются, а в нашем поле у мира есть значение. Во всяком случае, в начале спектакля, потом оно теряет свою четкость.

Керея активнее боролся за свою почву под ногами. Он выступал против Калигулы, но Калигула атаковал сильнее. Именно огнем ярости Керея убедил патрициев и нас идти против - это недопустимо, чтобы патрициев заставляли бежать за носилками цезаря. Равных духом, он с трудом подбирает слова, пытаясь выстроить логику. Кереи сложнее подбирать слова в разговоре равных духом. Каждую его ветвь, Калигула отрубает резко и безапелляционно, лишь на секунду допуская возможность иных рассуждений и сразу отрицая. Ярости, противостояла твердость Калигулы. Временами казалось, что он на шаг опережает своих учеников, между делом, даже не ожидая внятного ответа он спрашивает - что вы здесь делали? Замышляли заговорчик? Пустяки, вами еще слишком владеет страх. Керея чувствует это, его истошные крики после убийства Геликона «Римская Империя - это мы, Римская Империя - это мы» как вопль бессильного, который сделал решающий шаг, и этот шаг приблизил его к цели. Почва под ногами появилась.

Калигула перестал быть «плохим актером» в глазах патрициев, наигранные слезы и ужимки перед приговоренной публикой исчезли. Шуточки над старым патрицием - это, скорее, «маленькие» безобидные шалости на фоне глобальных уроков для Империи. Но они не выглядят столь злыми как раньше, «старость должна перебеситься» и пусть где-нибудь бесится. Калигула не прячется за поднятыми бровями и наигранным плачем, он стал противником более серьезным, оттого чистой воды безумство власти не кажется сумасшествием. Это - логика. Логика, которая дает почувствовать помимо страха букет весьма неожиданных эмоций и ощущений.

Нет, это был опять персонаж не от Камю, и тем более не из истории, это был Калигула с юго-запада. Версия II. Как будто прежнего Цезаря мы поняли, угадали, и сейчас нам преподносят очередную загадку. Нового Цезаря еще предстоит понять. Он жестче, действия его ощутимее, правильность неумолима. Развлечение безумца? Нет, призвание императора.

Много и длинно выдумывать не собиралась, но получилось. (Хотя, относительно предыдущих ораторов - это жалкие потуги )) )
Мой первый Калигула и, признаться честно, сейчас мне вряд-ли захочется еще, настолько это не мое. Но вполне же возможно, что осенью все-таки соскучусь и пойду. Бывает.

Все-таки Леушин не мой актер. Согласна, он отличный яркий, экспрессивный актер. Его просто невозможно не заметить, где бы он ни появился. Но совершенно не мой. Не понимаю и не принимаю.

Про сам спектакль ничего определенного сказать не могу. Скорее, какие-то урывки воспоминаний о том или ином моменте, фразе, жесте.

Про самого Калигулу уже все ясно - я честно пыталась, думала даже, что наконец-то получилось, но не смогла поверить ни капли. А мне не нравится, когда вместо каких-то эмоций после увиденного у меня внутри пусто.
Спицион.....хорошо, но после роли Донни от Спициона-Максима Драченина я ожидала большего. Но скорее всего, пока что это было зря. Он учится, растет, осваивается. Он умница. Надеюсь, что все еще будет, потому что он способен на очень многое.
Керея-Шахет произвел неоднозначное впечатление. Сначала верный слуга, потом заговорщик. И все это настолько искренне.
Муций-Матошин. Скажу только, что убедил. Может. Чего не ожидала. Страдания Ромео меня убедили в свое время меньше, но здесь действительно веришь в то, что видишь.
Цезония - единственная женская роль. И, к сожалению, прошла совершенно мимо меня. Может только единственный запомнившийся эпизод, когда я увидела в ней, в ее, Цезонии, глазах, живого человека - это когда она пыталась остановить Калигулу, приговорившего Мерейю к смерти. Обидно, потому что Иванова-Миссис Бейкер произвела на меня очень сильное впечатление.

А сейчас будут диферамбы. Правда, немного.
Не далее как вчера вычитала на форуме театра отзыв об актере Бакалове. О том, что с ним можно и в разведку.
Я бы тоже пошла.
Я тоже не знаю его лично. Но если бы встретила Евгения Васильевича, сказала бы огромное спасибо за надежность, искренность и человечность. Не скажу, что я с трудом сдерживала слезы, когда Калигула заставил Октавия смеяться над убийством сына, но именно эта сцена первой встает у меня перед глазами каждый раз, когда я вспоминаю этот спектакль. Глаза Октавия, его лицо. Смесь отцовского горя, ненависти, страха.
Сенект в исполнении Валерия Михайловича Долженкова....я в шоке. Мне было до слез жаль старика, вынужденного терпеть такое унижение от тирана-урода (да, Калигула, в первую очередь, моральный урод и лишь потом, в чем я сильно сомневаюсь, страдающий человек).
Мерейя. Один из моих любимейших ЮЗовцев Михаил Белякович. Мерейя трогательно смешон и до смешного трогателен. Сам Миша бесподобный, невозможно обаятельный, вне зависимости от роли приковывает внимание одним своим присутствием на сцене. И отвлечься на что-либо иное уже нереально. Настолько органичен везде, где появляется, что веришь, ему по плечу любое амплуа, любая роль - он везде найдет себя. В каждой роли свет и позитив. Безумно люблю его в актерстве и очень хочу попасть на его режиссерское творение - Парашютиста.

Отредактировано tomine (2007-05-31 18:13:36)

rrr-may

По поводу исторического Калигулы. Мне не совсем удобно вмешиваться, потому что эта фраза прозвучала в обсуждении спектакля/-ей, которого(-ых) не видела (именно в тот день), но эта тема на старом форуме Юго-Запада уже как-то обсуждалась, и мне показалась довольно интересной.
Знаю, что не могу однозначно утверждать, что хотел или не хотел выразить Альбер Камю, но у него в ремарках к этой пьесе есть одна пометка (цитирую не дословно, но смысл точен): "Костюмы персонажей могут быть любыми, только не римскими". Из чего (плюс еще некоторые материалы про него и его творчество) я лично делаю вывод, что он готов был допустить любую трактовку - кроме исторической. Он взял исторического персонажа Калигулу как удобную форму, как фантик, и завернул в нее свое содержание, свою мысль...