Глубокое подполье зрительного зала

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Глубокое подполье зрительного зала » Сцена » Мастер и Маргарита


Мастер и Маргарита

Сообщений 101 страница 120 из 155

101

:writing:

0

102

:writing:

0

103

Отредактировано rrr_may (2010-09-19 22:53:22)

0

104

7/05/10
Со спектаклем рассталась давно. Мастер без Маргариты, Свита без Воланда и что оставалось? ... немногое. Одного лишь Ершалаима слишком мало. Последний раз приходила на спектакль в сентябре-октябре из-за временных замен Бездомного. Одна лишь сцена в клинике Стравинского (Ванин – Наумов) стоила того. Нести полную чушь, не выпадая из ролей, не позволяя увидеть актера в роли, а оставлять перед глазами персонажа.

Совершеннейшее чудо, практически мечтали, мечтали и... намечтали )))
Маргарита - Карина Дымонт
Где-то как-то догадывалась, что Маргарита может получиться интересной, но чтобы настолько невероятной и настоящей. Теперь это спектакль о них, о Мастере и Маргарите, Маргарите и Мастере...
Не знаю как о ней говорить и что говорить. Не потому что нечего сказать, а потому что всего слишком много и оно невыразимо.
В ней невероятное количество штрихов в ней океан чувств самых разных и очень сильных - боли, освобождения, потери, обретения, страдания, отчаяния, решимости, страха. Оно все в ней одной. Оно закипает до такой степени, что в какой-то момент воспламеняется и гаснет с последними звуками бала. Она не меньше Его заслуживает покой... покой рядом с Ним.
Финал, когда они вдвоем по центру, потрясающе красив. Какое там добро-зло (хотя в коем веке Воланда и Левия было любопытно слушать), не до них, они могут спорить сколько угодно и как угодно... не до них
...
К Маргарите у меня всегда оставались вопросы. Допустим, выйти на улицу с цветами. Вы часто выходите погулять на улицу с желтыми-нежелтыми цветами? Вокруг этого слов много, но зачем? А с мужем? Уйду, не уйду, вернусь, ой-ой как мне плохо. Все это стало таким объемным, настоящим и... правильным
Она шла по улице и знала о предстоящей встрече. Не догадывалась, а именно знала. Бесконечно одинокая женщина с удивительно твердой походкой и прямой осанкой. Она не позволит себе склонить голову (королевская кровь)) Ее просто нельзя было не заметить.
На ЮЗ-сцене Маргарита идет вдалеке за листами, на большой сцене она движется по диагонали через всю сцену и ощущения несравнимы. Она пересекает совершенно пустое пространство и оно заполняется ею, окрашивается в цвет тех самых цветов, что у нее в руках.
...Когда она называет его Мастером, она делает это красиво нараспев, возвышая, обнимая, признаваясь в любви – все это умещается в одном только имени. Невольно вспоминаешь Его слова – женщине простительна слабость. Их тайная жизнь очерченная в нескольких фразах кажется такой теплой, быть может оторванной от настоящей жизни, но у них своя жизнь и только в ней мог появиться роман...
...Ведь она догадалась что с ним что-то не так и что он зовет ее. Она не шла, она бежала к нему...
...
«Я верую!» Теперь Маргарита не выплывает медленно из-за угла, она выбегает и, словно не разбирая дороги бежит куда-то. Когда-то она а шла с цветами в руках и она знала куда она идет, а теперь вокруг та самая тьма, и она словно пробирается сквозь нее. Быть может там дальше что-то будет, ведь он манит, ведь «что-то должно произойти!» - она не просит, она требует чтобы что-то произошло. Что-то что выдернет ее из этих мучений. Это невероятная боль, тяжесть, ее словно разрывает и лишь строки романа поддерживают. В них действительно вся ее жизнь, в каждой строчке, в каждой букве. Не только... в них еще и боль, эти строки пронизывают ее кинжалами, ранят, доставляют жгучую боль, но кроме этих строк у нее ничего не осталось…
«Уйди из моей памяти» - не могу забыть интонацию, которой окрашивались эти слова на большой пензенской сцене. В сильных и решительных словах Маргариты, вдруг обнаружилась трещина слабой и измучившейся – рыдания напополам с мольбой...
И появляется Азазелло... Одно лишь упоминание о Нем и она уже готова идти по ножам, куда угодно, только бы узнать. Едем, едем, едем!!! Демону пустыни впору испугаться, только не воплей, а решимости с какой она разговаривает с ним, если бы не...ну все-таки он демон, а так бы вытрясла она из него все что он знает и выложил бы как миленький.
...крем он словно освобождает ее. Еще недавно серая, несущая внутри себя тугой клубок чувств боли, потери, надежды. Постарела... С какой горькой улыбкой, и смущени она принимает эти слова Азазелло. Ведьма? Да, наверно. Она становится ведьмой. Ее прощание с мужем – прости меня и как можно скорее забудь – оно... такое ласковое и печальное. Она почти извиняется за свое молчание и летит, летит, летит. Нужно стать ведьмой (или влюбиться в Дракулу и испить его крови) чтобы освободиться от условностей...
Латунскому неимоверно повезло. Маргарита разорвала бы его на ленточки. Того что она сделала в его квартире действительно хватит с лихвой... тем более что улетая, она не только разбила люстру, а наверняка и стены раскрошила.
Начало бала... никогда не думала, какой букет чувств в Маргарите с первыми ударами. Да она решилась быть Королевой, но это ваще-то бал не просто так бал. Страх и растерянность, а нужно стоять твердо, а как... И ее словно подхватывает Свита, помогая советами и направляя ее. Жаль, что Кот теперь не подходит к ней, когда гостьи на балу рассказывают о своих подвигах. Ну как к ней не подойти))) Эти рассказы... ах, как Маргарите знакома история про надоевших мужей... Она каждой гостье уделила внимание, выслушав и даже посочувствовав и страшно и боязно...
После бала... она идет по залу, спокойно, по-королевски, она не узнала о нем, но хоть бы одна черточка выдала то страстное желание, которое сжигало ее, когда она ринулась в этот омут, чтобы узнать о нем...
...В Маргарите столько мелочей, не знаю как о них говорить. В каждом монологе тонкие, хрупкие чувства и воспоминания такие как оборванные пуговицы на его пальто или сон в котором он манит ее перемежаются с решительностью – я умру – это хорошо. Вообще-то это страшно, но не для нее. Его отсутствие и строки романа настолько разрывают ее, что она готова к любому исходу, где угодно на границе миров, только бы быть с ним.
Ах, как она отказывается просить – почти благодаря, что ее спросили, но что вы, что вы, мне не о чем у вас просить. А потом просит за Фриду... Когда ей разрешают просить она проглатывает слово «любовника» (как же меня всегда резало это слово от Маргариты) она требует своего Мастера...

Когда свита улетает – все будет правильно – Мастер и Маргарита теперь находятся не возле Воланда. Они по краям, боком к нам и лицом друг к другу. На пензенской сцене, они тоже были по краям, но лицом к нам (rrr_may об этом телеграфировала). Когда ты их видишь, а они буквально лежат на странице, уходя в историю со всем шлейфом событий – это красиво, это обжигает. А боком... да они смотрят друг на друга, но как же этого мало. До последнего ждала, что каждый из них сделает шаг и они двинутся на встречу друг к другу. Все будет правильно! Теперь в спектакле правильно именно так – правильно, что они вместе, правильно, что они заслужили покой. Спектакль о них

***

Гелла (Ярлыкова) – молодая вампирша, которая с удовольствием улыбнется своей самой кровожадной улыбкой, а потом с таким же удовольствием поцелует. Она еще не напилась кровушки, она наслаждается своим положением. Высокомерно поглядывая на человечкоф. У Геллы Карины Дымонт была история очень похожая на историю Маргариты. На балу она почти метила на место Королевы. Она надменна, исполнительна и молчалива. Максимум – посмотрит на вас, а то и не заметит, перешагнет. Это была ведьма пережившая множество балов
Гелла Любы Ярлыковой свежеобращенная вампирша. Ей доставляет удовольствие попинать человечкоф в варьете, поиграться с ними. Она постоянно держит руки отведенными назад (это ваще какой-то восторг))), отчего кажется еще более темной, демонической

****

Меня еще на недавнем «Гамлете» приплюснуло теснотой, а теперь после «Мастера»...этот спектакль нужно смотреть только на большой сцене. Как же давят стены, как же давит потолок. Этот спектакль создан для большой сцены. После космоса и полета, которые были на пензенской сцене. А нельзя ли на сутки арендовать сцену МХАТа? Когда еще в Пензу поедем? Расположение листов, перемещение персонажей там между этих страниц. Какой же объем обретает спектакль, а здесь... тесно, тесно, тесно и это невозможно смотреть, не задыхаясь от тесноты.
Начало, когда выходят персонажи и движутся на зрителя. А на большой сцене помимо всех на зал движутся еще и санитары. Все они также медленно преодолевают расстояние, но оно значительно больше и персонажи, музыка словно волной накрывают. Знаешь точно, что что-то случится здесь и сейчас…

0

105

вот такие вот новости
http://s60.radikal.ru/i168/1009/02/84eba7ef3767.jpg
только в качестве факта. о нюансах не знаю

0

106

29.09.2010

После последнего преображения спектакля (в районе пензенских гастролей), для меня, в нем стало слишком много неизбежности. Словно слова Левия – «мы все обречены» диктовали происходящее. И примиряла со спектаклем лишь история Мастера и Маргариты.
Они и теперь остались примиряющим фактором, но только не с судьбой, а с человеком.
Я иначе расслышала монолог Волонда, вернее иначе вышла к этим словам сквозь спектакль, так что они поставили точку. 

Факты упрямая вещь.
На Патриарших произошла не встреча, а вышел спор. Берлиоз (Константин Курочкин) пытался оспорить факт, переспорить жизнь. Ему это, предсказуемо, не удалось, в романе задумано иначе.
Но ведь что любопытно - пытался.
Человек вообще любопытная штуковина.
Понтий Пилат и Каифа так же вступают в спор, где каждый верит, что прав и руководствуется желанием сделать как лучше. И хотя Игемон отстаивает Иешуа, неистово, с правой силой, устрашая карами не небесными, но земными и ощутимыми,  эти кары все равно остаются лишь угрозой. И когда Каифа произносит свою неконченую фразу – «веришь ли ты….», хочется продолжить за него – «что сможешь это сделать?»
Поскольку Пилат, скорее всего, понимает, что - не может. Поражение, которое должно было, длиться вечность, не потому что Прокуратора  кто-то не простил, а потому что он не простил себя.
Маргарита, тоже грозится уничтожить Латунского, но не может бороться против всего мира, страдая вместе с Мастером. Неизвестность, кажется, поледеней каплей, после которой отмеренные ей силы будут вычерпаны до дна. И даже чтобы верить их уже не хватит.  А ведь вера, любовь и смелость, взаимосвязанные вещи. Так любовь дает Маргарите силы верить, а вера дает смелость. Смелость последовать за Азазелло куда угодно, лишь бы получить весть о своем Мастере. 

Каждому дается по его вере.
Основополагающая истина.
У Берлиоза она не сложилась, Пилату ее не хватило, Маргарите…
Часто, кажется, что сил продолжать этот спор с фактами у нее нет, а от бездны отделяет одна секунда, и даже ты (думающий, что знаешь, чем кончится спектакль, зритель), не надеешься, что Маргарите достанет веры. Загадка, где в ней сокрыт этот источник, дающий такую мощь на балу, что она может поспорить с могуществом добра и зла. Слушая рассказ Фриды и сливаясь с ее горем, Маргарита настолько сильна, что в своей-чужой беде может снести и добро и зло одной волей. Неудивительно, что Азезелло нужна магия чтобы с ней совладать.

В финале, когда тьма и свет вступают в диалог, совсем не те слова становятся важными. Так, главное не то, что добро якобы хочет ободрать землю, а то, что тени происходят от живых существ, потому что эти две силы ведут бой не на поле брани, а в человеческой душе и только там имеют какое-либо значение. И все мы, и все они – Пилат, Мастер, Маргарита, обеднели бы, потеряй одну часть этого круговорота. Это было бы неправильно, грустно и скучно, если бы в нас и в них не было бы капли свиты и капли Иешуа.
А правильно все будет не потому, что так утверждает Воланд )), а потому что с одной стороны сцены стоит Мастер, с другой стороны Маргарита, так словно они стоят рядом, и всем дается по их вере, а факты, как бы они ни были упрямы, можно оспорить.

0

107

20.12.2010

Не о спектакле, а о спецэффектах )

Помнится строки света по металлу даже на видео произвели сильное впечатление:

http://s47.radikal.ru/i117/0906/a8/8a21b4507c41t.jpg

Но это был МХАТ, поэтому слова на листах 20-го  в первую секунду казались нереальными чуть ли не исполнением мечтаний.

Живые и живущие слова. Они возникают в начале спектакля и исчезают до тех пор, пока на сцене не появится Мастер. Вспыхивая с началом его рассказа о прошлом они становится ярче, перетекают со страницы на страницу касаясь лица Мастера, его рук, одеяния, а Бездомный ходит среди этих слов сам, пытаясь к ним прикоснутся, не только понять но еще и потрогать. Окруженный собственной рукописью Мастер оказывается  запертым в своем романе (а весь спектакль внутри великой книги), но с появлением Маргариты он меркнет, меркнет на фоне их знакомства, пока не касается и ее судьбы. Назвав любимого Мастером, милым Мастером, Маргарита словно будит слова. От разбросных по «стенам» слов, из которых я смогла разобрать, к сожалению лишь одно – «рухнула» на этот раз Мастер отшатнулся, будто книга может укусить. Кусаться она, конечно, не кусается но ведь причинить боль способна, не сама по себе, а в чужом прочтение истины.
Когда сгущается чернота, напирающая щупальцами спрута и страх начинает давить на Мастера, рукопись освещает путь Маргарите, дает ей возможность преодолеть расстояние разделяющие их, сделать единственный шаг, к нему, во тьму. Она сама призывает этот свет, как молитву, как заклятья, которое может спасти – «тьма пришедшая со средиземного моря».
Мастер вынимает свои руки из ее, это болезненно, это обидно, часы на которые она собирается его оставить приравниваются к – навсегда. И светящиеся слова снова  отступают во тьму. Хотя ты знаешь, что роман все еще там, сокрытый тайнописью, не видим. Но если подержать его над огнем, над человеческой свечкой со всем что в ней горит от фантазий до стремлений, от любви до веры, он не сгорит, рукописи не горят, но станет виден и осветит сцену, в которой свита, читает его, а Мастер ставит точку.

И еще один маленький факт о предыдущем спектакле. У каждого Фагота должен быть звездный час, когда на его призыв сменить свои старые платья на новые парижские модели, откликнется кто-то из зала. Я таких случаев в ЮЗе видела два (хотя, наверняка их было больше). Первый раз это случилась при Фаготе перешедшем в разряд Мессиров и девушке «повезло» пройти всю сцену от и до, т.е. доиграть до места, когда дамочки пробираются темными переулками одна почему-то  в кокошнике. На сей раз на смелую девушку из зала надели лишь верхнюю часть костюма и так как она немного растерялась оперативно, и что там, красиво )), усадили на место, после того как дали эффектно прокрутиться по центру сцены. В этом процессе сам месье Воланд ассистировал своей свите.
При этом в свиту Воланд перед спектаклем и в ходе оного не всматривался. Есть такое подозрение, что Мессир все таки не заметил того, что Бегемот сбрил усы (и бороду), или забывшись, по привычке поинтересовался не тем почему Бегемот лишил нас возможности любоваться кошачьими усами, а почему, он их позолотил. Чем не смутил демона пажа, который тут же нашелся и переспросил начальника - разве он должен был их золотить, нет он их сбрил )

0

108

27/12/10
Буковки на металлических листах как-то не особо впечатлили. Что называется, ожидала большего эффекта. Буквы достаточно крупные, так что на листе оказываются пара обрывков фраз – ге, ме, бе (на картинке, срезанной с передачи о МХАТовском спектакле на листах много текста, у нас в этот день было совершенно не так). Вспыхивание текстов, впрочем, правильнее сказать появление и сопровождение музыки, не особо впечатляют. Для меня Мастер-Бакалова отворачивающийся к листам и рукой судорожно ощупывающий строки оставляет бОльшее впечатление (в этот раз Мастером был Китаев).
Сам спектакль для меня не сложился, все эмоции остались на случившимся в предыдущий день «Дракуле» (ах, какой у нас спектааааакль)), а МиМ... нескладный и где-то даже затянутый. Стравинский вновь бессмысленный истерик, зачем-то лупящий своих студентов. А ведь когда-то в нем читалось многое и разное. В нем иногда виделось продолжение Афрания, человека, который может все, который знает о Понтии Пилате и обо всем, вплоть до событий. Опрос Бездомного, разговор с ним, хоть и в достаточно стебной форме, но сводился к достаточно серьезным вещам – не думайте об этом, оставьте. Стравинский-Афраний, словно оберегает людей, попадающих в его поле зрения, будь то студент или пациент, оберегает от мысли о событиях. Наверное, недаром в Грибоедове он всю толпу, словно бушующую волну, отталкивает назад, преграждая ей путь.

Замены, которых не видела и неожиданный ввод, немало удивили
Степа Лиходеев (Санников). В отличие от предшественников, трагедию головной боли и красочных пятен, он повествует с открытыми глазами, но при этом немигающий застывший взгляд вперед, застывшая поза ... в общем все говорит о том, что Лиходеев явно не бодрствует. Он не пытается с первых слов вызвать сочувствие и какое-то сострадание, сопереживание пятнам в глазах и звенящему колоколу в голове, нет. Он немигающим взглядом зачитывает приговор, констатирует все ужасы после бурной ночи и к сакраментальному «тошнило» вызывает не знаю как насчет сочувствии, но понимание ситуации на основе собственного опыта - это точно))) В квартире, принимая визитеров, хоть он и «болен», но он твердо уверен что ничего не подписывал, просто потому что знает себя – ничего лишнего (а ему говорят о концертах которые именно попадают в разряд - не разрешать) не подпишет, потому что работает в определенной системе. Вообще получился очень типичный булгаковский чиновник.

Берлиоз (Курочкин). Для Берлиоза есть характеристика из «Бабуина» - опытный полемист прошедший партийную школу (как-то так). Он тверд в своих знаниях и способен с легкость опровергнуть любой выпад Воланда. Доводы, аргументы и истина в которой убежден Берлиоз значительно тяжеловеснее нестойких, дурных полунамеков Воланда за которыми пустота (по идее это подтрунивание над москвичами, но уж больно слабое, не имеющее хоть какого-то значения и основы). С одной стороны понимаешь, что это Воланд, Тьма и т. п., но с другой стороны Берлиоз убедительнее и невольно принимаешь его сторону. Спора не получается из-за воландовских провалов.
В самом начале разговор Берлиоза и Бездомного это не просто спор, это тот самый разбор рукописи который предстоит на собрании. При этом Берлиоз не просто разъясняет, объясняет ошибки, а давит (своим положением, своим знанием и т. п.). Все попытки Бездомного вставить свои пять копеек, пресекаются на корню (да он не особо и пытается).
Интересно, но жара она не главное. Скажем так: на ней не делается акцент, она как шлейф, накрывающий основные слова Берлиоза (о Христе, казни и несуществовании). Жара - якобы случайный дискомфорт окружающей обстановки который отмечается, словно между делом – в пылу доказывания своей истины, даже не заметил - уф, жарко. Кто хочет, увидит это подчеркивание, кто нет, пропустит мимо ушей, остановившись на аргументах Берлиоза.
Спор с Воландом однозначно в пользу Берлиоза. Слова Воланда слегка пошатывают Берлиоза, но он очень быстро одергивает себя и продолжает спорить за свою истину. Все несуразности вроде «за завтраком Канту» он замечает, отмечает про себя, но опять же лишь легким штрихом, эдакой случайностью, брешью в словах оппонента, которая непременно поможет ему выиграть спор. Классно получается))) Непоколебимая уверенность пошатнулась лишь когда в глаза брызнул ослепительный свет. Все сказанное им, вся твердость, испаряются, а на смену им тянутся щцпальца неуверенности. Уже в этот момент где-то там красной строкой промелькнули слова Воланда, который позже будут произнесены над чашей. Это крушение Берлиоза получилось потрясающим. Причем оно сложилось с «крушением» Пилата. В первой Ершалаимской сцене, когда он – истина в последней инстанции и вдруг философ приоткрывает ему совсем иную завесу, иную истину и глаза меняются, пытаются прикоснуться/дотянуться до чего-то иного.

про свиту отдельным постом...

Отредактировано rrr_may (2011-01-03 03:10:09)

0

109

http://s011.radikal.ru/i316/1102/70/5866bfd67794t.jpg

24.11.2011

Москва по купеческой привычке была суетлива, Ершалаим звучал тише. Москва встречала новеньких, приезжих, Ершалаим хранил покой прокуратора. Покой нынешнего прокуратора потревожить гораздо легче.
Пилат (Алексея Ванина) не воин, возможно даже философ случайно ставший солдатом. А его головные боли нестерпимы настолько, что вызывают крик, с трудом представляю, что за адские мучение могут заставить так орать. Говоря с Иешуа, он словно ждет от того верных ответов  (ответов мессии? Безумца?). Либо ему просто приятнее дискутировать с собеседником нежели исполнять обязанности прокуратора. Иешуа же отвечает ему, тихо сохраняя их беседу только для двоих, его и Пилата. Прокуратора, который чего-то ждет от Иешуа, зачем-то его испытывает. И радуется, как дитя, получая правильный, на его взгляд, ответ. Он даже подсказывает как следует отвечать, делая ударения в фразе - «ты когда-либо говорил что-нибудь о великом кесаре? Говорил или не говорил?» на – «не говорил». Вот тебе готовый ответ, только скажи правильно, ответь что - «не говорил». Но Иешуа ответит правду.
Так же тихо как Иешуа с Пилатом говорит и Каифа. Он повторяет ему как по заученному, объясняет то, что выучил наизусть в процессе  частых разъяснений. Не в первый раз  первосвященнику приходится спорить с облеченными властью. Каифа сам себя давно причислил к лику святых мучеников, будучи последним защитником веры. И он сильнее. От того, что Пилат слаб. В беседе с Каифой прокуратор срывается. Это нервная горячка, кажется, еще секунда и его хватит инсульт, его трясет и он буквально выкрикивает приговор. А зрителю приходится на это смотреть. Неудобно присутствовать при нервном срыве мужчины. Вполне возможно, что мы видели то, что творится глубоко в душе Пилата всегда, но я не верю, что он стал бы выносить это на общее обозрение столь откровенным образом. Всадник золотое копье, смог бы сдержаться, не потерять лица, особенно перед теми, кому объявляет о казни, да еще и при Каифе. Не по чину ему так себя унижать, а унижает он себя этим сильнее, нежели прося за Иешуа Каифу. Для толпы же вполне достаточно того, что по еврейскому обряду он публично омывает, руки, демонстрируя тем, что не причастен к убийству, куда уж больше демонстрировать свое истинное отношение к происходящему. Для этого хватит и голоса, и интонации, не обязательно показывать столь неприглядное лицо состояния близкого к припадку или истерике.
Если на чистоту я растеряна и удивлена. Раскладку – Пилат – Алесей Ванин и Афраний – Фарид Тагиев, я уже видела, к сожалению дежавю не получилось и чудо не повторилось. Сейчас, даже странно от того, что когда-то я мечтала о таком составе на постоянной основе. Возможно потому что, много воды утекло с того времени, изменилось мое отношение к Пилату Валерия Афанасьева, и сам Пилат неоднократно менялся с тех пор, и теперь жаль лишь одного, что отзывы годичной давности, были написаны в стол.

Раз уж начала удивляться, то удивлюсь еще раз. Относительно Бездомного. На Патриарших хватает одного, простите за грубость, не относящуюся к профессии поминаемой всуе  – скомороха. С этой задачей успешно справляется Воланд. При таком Берлиозе, как сейчас и Бездомный мог бы найти только свою линию поведения, а не изображать игру в войнушку пацана лет дести, который окружает иностранного шпиона, в одиночку, но сразу со всех сторон. В клинике доктора Стравинского уже давно все грустно, хотя… на большой сцене, в Питере и эта часть спектакля смотрелась вполне приемлемо, но это фокус большой сцены, она многое сглаживает. Так что зрителям гастрольных спектаклей повезет больше чем нам. Единственное мое светлое воспоминание о Бездомном, это его встреча с Мастером, когда кажется, что понимаешь причину его желания стать поэтом, с таким интересом он смотрит на объявившегося у него писателя, пусть даже  сумасшедшего, и вторит ему – Мастер. 

(продолжение, по традиции )), следует)

Отредактировано Lek (2011-02-04 14:03:15)

0

110

3.02.2011

Так просить или не просить?

«Никогда  и ничего не просите! Никогда  и  ничего, и в особенности у  тех,  кто сильнее  вас. Сами предложат и  сами  все  дадут!» (с) Воланд.

Для этого постулата в «Мастере и Маргарите» слишком много просьб, а теперь их стало на одну больше. В разговор Иешуа и Пилата, вернулись последние фразы их диалога:

«- А  ты бы  меня отпустил, игемон,  я вижу, что меня хотят убить.
     - Ты  полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего  то, что говорил ты? О, боги, боги! Или ты думаешь, что я  готов занять  твое место? Я твоих мыслей не разделяю!  И слушай  меня: если с этой минуты ты произнесешь хотя  бы одно слово, заговоришь с кем-нибудь, берегись меня! Повторяю тебе: берегись.» 

Просят и люди и те кто выше, какие-то просьбы получают ответ какие-то нет, но и те и другие просят о чуде. 

На сей раз, сразу было видно, что Пилат не здоров, и факт того, что Иешуа удается избавить его от головной боли, ударом молнии пробивает оболочку прокуратора,  он чуть ли не растерян, но длится это лишь мгновение.
Переходы, в смысле, смены настроя у Пилата казались мягче и он по кусочкам собрал себя для объявления приговора, хотя и не скрывал с каким трудом это ему дается. Впрочем, с высоты утеса стоя на котором Пилат, произносит эти слова, народ может и не заметить этих усилий прокуратора. Слова игемона были хриплыми, как в романе. Но…

Мне, кажется, что сейчас я примерно понимаю, что происходит с Пилатом (имхо).  Он просит за Иешуа как за мессию и это выглядит странно. Важный промежуток между утром, когда бы Пилат еще не погубил бы себя ради философа с его мирной проповедью и моментом, когда уже совершенно точно погубит, в спектакле смазан. Возможно, я ошибаюсь и Пилату ведомо кто такой Га-Ноцри. Где-то в течение времени отделяющего разговор с Иешуа от встречи с Каифой Пилат это осознал? Иначе, отчего так неймётся игемону.
В спектакле Пилата заинтересовал юродивый, оказавшейся великим врачом, от романа можно добавить о неведомой до сели тоске посетивший прокуратора, которую он все же отгоняет (я не случайно вспомнила о книге, у этого Пилата более книжный текст роли, он даже не произносит имени Иуды в разговоре с Каифой )).  Прокуратор еще не в силах понять, откуда возникла в его голове фраза – пришло бессмертие. И снова не обойтись без сравнения, другому Пилату тоже жаль философа, он чувствует в происходящем  несправедливость и его злит, что Каифа смеет ему отказывать, злит его беспомощность, ему легче от возможности не подбирать слова и высказать Каифе свои угрозы. С Пилатом Алексея Ванина иначе, возможно потому что он хочет показать героя более глубоким, более уязвимым, более понимающим, но больше не всегда лучше. Поскольку метания Пилата в определённый момент вызывает недоумение – что он Гекубе, что ему Гекуба? Он нервничает, суетится, не угрожает, а обещает месть всему народу за одного юродивого. За человека, которого не знает и к которому еще несколько сцен назад относился, вполне предсказуемо, как к интересности, привлекшей его внимание, да еще и способной лечить его головные боли. Даже если диковинкой оказался не простой человек, то это известно нам, а не Пилату. А он почему-то знает (быть может, если бы на сцене возникал этот момент догадки, тогда можно было бы принять и картину в целом) иначе сложно объяснить, отчего он переживает за него как за родного.

Не исключено что я ошибаюсь в трактовке происходящего, стараясь придумать красивые объяснения тому что не понимаю, ведь проще думать что актер видит роль намного глубже чем ты и от того что-то на сцене тебе непонятно. 

Но вернёмся к Пилату, не смотря на то, что он страдает за Иешуа, как за собственное дитя, всей душой,  он не готов сложить свою голову на плахе за него.  Второе можно списать на трусость - самый страшный порок. Но тогда и финал я спишу на угрызения совести Пилата.
В спектакле не нашлось места для луной дороги прокуратора. Пилат, говоря с Иешуа просит его отпустить себя (хотя 3-его февраля не так сильно как в конце января) делая ударение на это - отпустить. Словно просит отпустить насовсем, отпустить от себя. Так отпустить игемон?

0

111

Принято связывать образ Мастера с образом Иешуа, или  находит связь с Пилатом  через ниточку главного порока – страх, но вчера мне казалась, что ближе всего к Мастеру Левий Матвей (Максим Лакомкин).  Их объединило сожаление. Словно не в силах все время смотреть вперед Мастер отворачивается, прячет лицо от картины, что мучает его и Левия. Раньше я думала, что слова Левия идут наперегонки с реальным действием, что все происходит здесь и сейчас. Что он все еще может успеть.  Но его слова были волнами сожаления. А сожалеть можно лишь об упущенном, о прошло, о том, что произошло.  Он уже опоздал.

Написано о Левии Матвеи 24-го числа:
Слова  Левия имеют свою мелодику, торопливая задыхающаяся надежда, перекликающаяся с решимостью и падающая плетьми рук от вихря очередной неудачи. Левий при встрече с Пилатом не в себе, но он не беспомощен. Вся разница между ними в том, что у Пилата была власть что-то изменить, но не хватило воли, а у Левия не было власти, но воля бы нашлась. 

Левий это самый сложный для моего понимания персонаж. Он не силен, в нем нет той силы, которая позволила бы не сгибается, напротив он гнется из стороны в сторону и при этом может говорить истину настолько просто, что она задевает своей безыскусной правдивостью. При встрече с Пилатом кажется, что Левий не в себе, либо наоборот находится так глубоко внутри себя, что может  позволить оттуда, сказать Пилату, про то, что теперь прокуратор в лицо ему смотреть не сможет.  И это не жестокость, это правда, которая причиняет Пилату боль.  Но ученик может ее произнести.  Левий опоздал на всю жизнь, и это потрясение, сродни блаженности, горе близкое к прозрению.
Даже в разговоре с Воландом он выдает лишь простую правду, но теперь он обрел спокойствие, пришедшее наверно после смерти, когда на ниточке Луны Иешуа объяснил ему что, он не мог успеть.

0

112

Вчера 13 марта приводила на спектакль друзей. Им спектакль понравился, но Маргариту не приняли. Сама смотрела во второй раз ( первый был в июне 2010). Тогда была потрясена великолепной постановкой и игрой блистательных Актеров, но Маргарита не понравилась. Вчера убедилась, не могу принять такую Маргариту. Жаль, что не видела Надежду Бычкову и Ольгу Иванову в этой роли. Максим Лакомкин в роли и Лиходеева и Левия Матвея- был очень убедителен, очень талантливый и многообещающий актер!  Но замены в свите были  просто имхо убийственны.  Очень надеюсь на возвращение в СВИТУ великолепной Любови Ярлыковой, обаятельнейшего Дениса Шалаева и Виртуозного, Великолепного и Обаятельного Михаила Беляковича. ТАКОЙ Воланд должен быть окружен ТАКОЙ свитой.

0

113

13.03.2011

Длинный отзыв сейчас мне не по силам, так что это скорее обрывки размышлений о Мастере и Маргарите, после последнего спектакля.

В воспоминаниях о первой встрече Мастера и Маргариты, казалось, что за одним словом стояли тысячи других. Тревожные цветы, ну что им в них? Почему слова, об этих цветах, брошенных на улице, бурный стремительный поток? Переживание этой встречи обрушиваются лавиной, как судьба или что точнее рок. Он увидел ее, а она ждала его. Правда слово «рок» несёт в нашем сознании  негативную окраску, возможно, потому что ему нельзя противостоять, но если это предопределение, то такое, от которого ты никогда бы не отказался даже зная, что счастья и горя в нем пополам, а то второго и больше. В общем, речь о любви.

Почему Мастер называет себя Мастером? Неужели из гордости и самодовольства, проистекает нарочитое подчеркиванье того, что он не просто писатель, а Мастер? Нет, дело не в этом. Просто имя – Мастер осталось ему от нее, и в слове заключена нежность адресованная ей. Это имя то немногое что он смог сохранить себе на память, как другие хранят фотографию счастливых мгновений проведенных вместе.
Почему  в романе Мастера вся жизнь Маргариты? Что ей до истории Пилата и Иешуа? Но роман это он, это Мастер, часть его личности, его души, а в нем и заключена жизнь Маргариты.

Есть такой момент в спектакле, который мне сейчас особенно дорог, к сожалению, он не поддается описанию, он просто есть, финал, когда на плече Мастера рука Маргариты и в ее взгляде и забота, и боль, и разлука, и близость, и то, что было, и то, что будет, и все, и лишь одно – ее Мастер. И опять я о любви )
Но любовь неотделима, от происходящего. Мастер понимает, как закончить роман прямо сейчас, тут, увидев Пилата, не словом, а росчерком, облечённым в слово – свободен. И она пишет этот рома вместе с ним, не придумывая новые главы, а стоя рядом, вклад Маргариты в роман в том, что она с Мастером каждым движением, взглядом, чаяньем, и в горе и в радости, пока смерть…, нет, она тоже бессильна их разлучить.

***

Бывает такое ощущение во время спектакля, когда тебе кажется что ты «ухватил мысль за хвост», но не успеваешь ее додумать. Рождается догадка, но времени полностью понять, о чем она нет. После ты пытаешься вспомнить ее в контексте, так как если бы спектакль все еще шел, но так уже не получается, ведь мысль была ответом на актерскую игру, а твоя память не способна воспроизвести эту игру так же гениально. Большая часть впечатлений это либо то, что уже пришло в голову вовремя спектакля, либо то, что пришло после. Хорошо когда  идея полностью материализовалась вовремя действия, но не всегда получается так. У меня не получилось, так что простите за долю несвязности:

Болезнь Мастера, его страх, логично проистекал из болезни окружающей действительности. Словно осознав природу лицемерия критиков, Мастер и сам заразился страхом, но чистым, не переродившемся в удобную серую болезнь, хотя себя Мастер не может упрекнуть как Бездомного в девственности, т.е. наивности и простодушие. Роман действительно спасался от спрута, от этого первозданного страха, не предавался ему, не отдавался страху на пожирание, а таким странным способом спасался.

Уже после в голову пришли воспоминания о другом, о корешке тетради в архиве Булгакова, первой версии романа «Мастер и Маргарита». Уничтоженной версии, от которой остался только корешок, как память о том, что она существовала и возможно так же спасалась от спрута.

0

114

13/03/11
Спектакль оставил странное ощущение. Каждая строчка, словно прописывалась каллиграфическим почерком, но не начинающего, а уже умеющего писАть. Текст получался невероятно красивым, подумалось – какие же талантливые актеры на юго-западе. И только одно «но» - бумага была на какой-то микрон неподходящей.
Или другая аллегория – потрясающие картины, написанные гениальными художниками, расположены на одной стене в каком-то неверном порядке. И, вроде все правильно, и глаз не оторвать, а что-то не то.
Персонажи, линии совершенно невероятные, глубокие, точные, проведенные от начала спектакля до самого конца. Они очень правильно пересекались, роман сложился потрясающе, такого давно не было, но какая-то мелочь на протяжении всего спектакля ускользала, словно спектаклю требовалось какое-то иное внутреннее настроение или режиссерский взгляд, способный все странички уложить в обложку так, чтобы ни полмиллиметра не выступало из общей стопки. Уф. Как-то так если в общем.

Спектакль удивил многими вещами. Не только заменами, но и тем как изменились/какими были персонажи, которых уже знала. Прежде казалось, что роман полностью принадлежит Мастеру, а Ершалаимские сцены были скорее фрагментом из прошлого. В общем, это так, но сегодня это прошлое было не само по себе (мы оказались там и увидели как оно было), а прочитывалось на страницах романа. Мастер стал некой точкой пересечения и полностью совпал с Пилатом. Нет, он не был Пилатом, но совершал такие же ошибки. Они казались удивительно похожими, особенно выслушивая доклад Афрания о казни. Там так все тесно и интересно сплелось.
---
Мастер и Маргарита или Маргарита и Мастер, потому что они были единым целым настолько, что трудно было поверить. Я не верю в какие-то вещи, но могу увидеть их в спектакле и, хотя бы несколько часов поверить в них. После «Дракулы» я знаю, что настоящая любовь существует, пока за стенами зала не обрисуются доказательства обратного))) Но вчера... я видела, но не могла поверить, в это трудно поверить даже в спектакле. Так не бывает, что половинки могут настолько соединяться, вплоть до каких-то самых мельчайших зазубринок.
Ожидание появления этих персонажей вчера было практически как при чтении романа – ты увлечен событиями, они держат и не отпускают, когда уже под завязку все наполнилось той самой Москвой, появились они, такие чуждые во всем этом и одновременно часть всего этого.

Он мог создать роман, потому что она горела им. Она горела, потому что он создавал. Маргарита совсем другая. С самого первого появления сила внутри нее невероятно пугает и притягивает. К ней страшно приближаться, нечто демоническое внутри этой женщины отпугивает. Ведьма. Кажется, она взглянет и убьет одним взглядом, но она поднимает глаза, а в них женское одиночество, боль и ожидание встречи. С этой женщиной страшно быть рядом, она сожжет и не знаешь это горение будет в радость или оно убьет. Но при этом с ней хочется быть рядом, а если уж она «согласится» быть рядом с тобой, то... ничего не страшно, никакая смерть, никакое испытание, никакое безумие. Она вытащит и только она сможет удержать всю тяжесть романа. В Мастере строки его творения тлеют, а в ней они горят. Никакая разлука не могла разъединить их, она их и не разъединяла. Наверное, рукописи не погибают, когда их создает такой Мастер, их крепко держит такая Маргарита.
---

---
Степа Лиходеев (Лакомкин)
Грим зашибись, галстук заправить в трусы - атпад. А вот содержание понравилось меньше. Словно где-то не додумано. Линия выбрана, но какие-то концы с концами не сходятся.
прямо отлегло, а то с персонажами Лакомкина до сих пор как-то все слишком идеально складывалось, непорядок, однако))

Эксперименты с лицом – потрясающи. В смысле грим. Скажу, что если бы в первый раз пришла на спектакль не увидела бы, что Лиходеев и Левий – одно лицо.

Левий Матвей... тоже слишком резко, остро, нервно. Возможно, он и должен быть таким, но за этим не уловилось содержание, выраженное в единственном слове «опоздал».
Но на фоне резкого, острого, может даже глупого (в смысле человеческого – он хотел себя считать учеником, но страсти, обида, чувство несправедливости и «опоздания» переполняли его, отключая голову) контрастно в финале появляется ученик... или последователь. В общем, не важно как назвать, но он научился и продолжает учиться.

Левий «подарил» Воланду потрясающую вещь  - он разговаривал с равным. Левий-Матошин поддевает Воланда, порой берет на слабо. Левий-Лакомкин разговаривал на равных. Воланд юродствует, а Левий, словно не замечает кривляний и обид, которые из Воланда прут со страшной силой (по идее их и быть-то не может, дяденьки-то умные, понимают «правила игры» тьмы и света, каждому по вере и прочее). Левий разговаривал на равных. Каждый из них отчетливо знал что «полагается» Мастеру и Маргарите.
---
Свита
Когда-то Свита была мудрой и настолько единым целым, что дух захватывало (Дымонт, Шатохин, Ломтев, М.Белякович). И, вроде, каждый думает о своем и стремится к своему, у каждого свой характер, но все были в одном ключе, в одном настроении, в едином стремлении и все это мне хочется охарактеризовать именно как мудрость, накопленная не одним годом «заточения».

Замена Кота (Белов) сделала Свиту окончательно молодой и дерзкой. Они еще не нагулялись, не набалагурились, не на… . Каждый из них с удовольствием «укусит» кого-нибудь или забросят в Ялту
Сейчас Свита сошлась на почве «хулиганства», причем «хулиганства», которое /условно/ в радость
Эта Свита способна возродить роман, может бережно хранить сожженные страницы и если захочет... будет терпеливо ждать финала «московского приключения» с надеждой на прощение и одновременно знанием своих «обязанностей», знанием что кто-то должен и это каждый из них - в свете должны быть тени.

Бегемот (А. Белов).Если б вообще ничего не сыграл, то за один только бал все могу простить))) Ах, какая сцена с Маргаритой получилась и... как же долго rrr_may ждала, когда Бегемот (не сегодня, а в принципе) вновь окажется под ее рукой. Он же кот!))) Ему сама сущность велит усесться у ног королевы, а уж подлезть под ее руку, чуть ли не «Владимир в петлицу» - сама королева все-таки. Даром что ли он перед ней устраивает «шоу» - лучший шут молчаливая галлюцинация.

Еще один вариант кота. С этим юго-западом уже не вспомню каким у меня был Кот по-книжке. Кажется, что ни первым, ни вторым, ни третьим, ни теперь четвертым. Но теперь у меня аж четыре кота. Это приятно и одновременно грустно, потому что отпускать котеек не хочется.

До сих пор Коты были пушистые, что сидят на диване и украшают интерьер, быть может изредка пройдутся/пробегутся до руки королевы, чтобы погладила. Новый кот – однозначно гладкошерстный, что носится везде и всюду, везде сует нос, царапнет, а отыщет какой-нить бантик пошвыряет его пока не надоест. Он как истинный кот любит чтоб его заметили, а дальше будет действовать по обстоятельствам (смотря как заметят).
Бегемот в чем-то похож на Фагота. Он также кОлко и точно поддевает, но при этом остается котом и он моложе Фагота (но дело не в реальном возрасте, а в опыте и шлейфе «тьмы» за плечами). Не знаю способен ли новый Бегемот на большУю пакость... думаю, нет, а вот россыпь мелких пакостей - это как делать нечего. Он буквально из этого и состоит. Пройдет мимо непременно царапнет, хоть стену, хоть кого-то. Причем даже не из вредности, а просто так - на-добрую-долгую-память. Так что на всякий случай: убирайте тапки! Это не кот с множеством котЯчих регалий, как то  - меня любят потому что я кот, никого красивее котов нет в принципе. Впрочем, эти настроения в нем сидят, но не являются приоритетом (молодой ышшо). Он, скорее, молодой да борзый котейка затесавшийся в некую «группировку» для самовыражения (нормально, все куда-нибудь вляпывались. У кого-то прошло, у кого-то переросло в жизнь). Так вот этот котейка тоже попал в группировку, только очень специфическую и членство в ней ограниченое - Свита. Он паж и помнит об этом в нем где-то теплится мысль о возвращении, но он еще не «перебесился». Как Гелла-Ярлыкова она вампирша и наслаждается своим положением, пьет кровушку и шокирует обывателей. На балу жаждет прикоснуться к кубку, но это скорее желание стать «круче», а так как королевой бала не светит, значит как минимум вице-королевой. Ей хочется сверкать и привлекать внимание и она с удовольствием это делает. Служанка она па должности, а по сути молодая ведьма и не дай бог вам встретить ее на пути. Гелла-Дымонт была иной, прошедшей множество балов, напившейся крови, снисходительно бросающей взгляд на кого бы то ни было. Не стремящейся напугать, восхитить, шокировать или блистать... оно как-то само получалось))) Ее танец в Грибоедове (до того как Геллу задвинули за листы) это была песТня. Мелкими шашками, чисто для себя, на какой-то своей волне и с таким упоением, что глаз не оторвать.
В общем на Геллах попыталась обрисовать разницу. Причем эта разница не только с котами, она со Свитой в целом и получается весьма красиво. Свита не просто «тень» или «тьма» там у каждого своя история складывается ...вновь. Но эта Свита еще не осознала тяжесть, не прошла сквозь века, не готова к возвращению. Она чувствует что-то и ощущает тяжесть романа, но только в начале своего пути. Исключение - Фагот и только за него предполагается ходатайство.

Азазелло. Вау! Неожиданно, очень неожиданно. Совсем другой, но очень настоящий, может даже книжный, в каком-то подсознании в какой-то период жизни Азазелло казался примерно таким.
М.Белякович брал демоничностью. Кто бы спорил, цепляло, но дальше красивой картинки темной личности дело редко шло (доказано Курочкиным в «Женитьбе» и Санниковым в «Сне» за красивой картинкой может быть иное, глубокое и интересное... осмысленное).
Новый Азазелло подстать Свите. Он поступками бьет наотмашь, делает то, что сам считает нужным, его форменное издевательство над Маргаритой получилось очень колючим. Она спрашивает, а он гнет свое, перепрыгивая через ее слова – а вот хочу тебе гадости говорить, меня послали сюда и я зол, но должен выполнить поручение. Но когда «обязательная» программа по издевательствам окончилась, он, не сбавляя «вреднючести» становится не против нее, а за нее (а вот руки ее он не боится)) Если Бегемот оставляет на своем пути царапины, быть может очень глубокие, то Азазелло оставляет осколки. Не стоит ему возражать о том, что настоящей верной и вечной не существует. Существует, он знает, а возражающему не поздоровится.

Гелла (Ксенофонтова). Имхо, ее что-то удерживало/сдерживало, Н. Ксенофонтова может быть совсем другой. Ну не держится рука на пресловутом листе (как у Геллы-Дымонт и Геллы-Ярлыковой), и фик с ней с рукой, поставила руки в боки, так как удобно и все, сразу ожила, жаль, что случилось это только в финале.

Фагот остался за старшего))) Удивительно колючий типчик. Даже его улыбки и смешки колются. Шутит, а словно на острие насаживает. Постоянно улыбающийся, при совершенно неулыбающихся глазах. Его шутки, подколы в варьете и где бы то ни было – не с целью повеселить или повеселиться, а сковырнуть «человеческое», вывернуть изнанку, чтоб проступили пятна черноты. Короче – и.о. Воланда!
---

0

115

25.04.11.
---
Бездомный натолкнул на сравнение. Ведь клиника Стравинского самое натуральное «Приглашение на казнь» Набокова. Картонный мир – студенты; Пьер – сам Стравинский; Цинциннат Ц.– Бездомный, с той лишь разницей, что он не молчит, да и приговор не оглашен. А так... все следят за любыми движениями Пьера, сам Пьер (своеобразно конечно, очень своеобразно) упивается своим положением и поддерживает этот совершенно искусственный, ненастоящий мир вокруг (правда, зачем он такой изломанный, искривленный, ерничающий, ну, наверное, надо). Бездомный на полном серьезе пытается пробиться сквозь эту «картонность», а не получается, она сбивает с ног, да и шизофрения была предсказана. Бездомный идет в лобовую атаку, искренне несет свою правду, но все разбивается о железобетонную стену упорства (и дурного хохмачества).

Глаза-то у него «открылись» раньше, уже в Грибоедове он рубит правду, правда путается, теряет мысль, но рубит целенаправленно. Стравинский сначала запутывает его на потеху толпе, а затем, когда Иван соглашается слушать, довольно серьезно начинает ему говорить (~внушать), что все это ерунда, вы встретили и вообще это бред. Эта серьезность была мгновенной, потом вновь все вернулось на круги своя. Но, захотелось зацепиться за эту серьезность, она была настоящей, словно защита – вот такой мир и таким он должен быть, вы, гражданин Бездомный, своими россказнями все только испортите. Запутавшийся Иван почти готов отказаться, в его голове смешались правды (~миры~реальности), что было, а чего не было, существовала ли крытая колоннада и, наверное, он оказывается на гране чтобы отказаться, но появляется Мастер, который рисует иную правду, правду, которой Бездомный пытался коснуться и в которую «загремел» на Патриарших. Почва под ногами появляется и на нее уже можно опереться.
При такой «сказке» (по Набокову) даже соглашусь на наложение картинок – Мастер появляется поверх «клинического допроса», лишь после того как Мастер произнесет первые слова – студенты и доктор, вся клиника, весь «картонный мир» рушится, тает на глазах. Остается только Мастер.
---

0

116

25.04.11.

0

117

25.04.11.

0

118

25.04.11.

0

119

25.04.11.
Ну что может быть сильнее любви? Всегда казалось, что это любовь (/условно/ Ромео и Джульетта, но на другом, взрослом, уровне и в иной плоскости, но любовь). А вот ничего подобного, ни-че-го-шень-ки. Это нечто иное, чему трудно подобрать слова, а «две половинки единого целого» не подходит, «две» - уже подразумевает разделение, а его нет.
Никогда не останавливала мысль на финале, точнее на картинке - Мастер и Маргарита по центру, вместе и навсегда. Это безумно красиво, безумно щипательно, трогательно, сильно. Какие там разборки между светом и тьмой, все здесь - в центре, и нет ничего больше. И стоят они красиво, а ведь как - он за ней ~на ее плечах, она его вынесла из всего. А потом она рядом с ним и за его плечом ~опора, которая не даст ему, не то что упасть, согнуться. Она удержит, кажется, даже не прилагая усилий. Какие усилия, она рядом с ним, смотрит на него так, что все на свете теряет смысл. Есть только центр, есть только они, есть только покой. Видимо он и сильнее...

0

120

В спектакле 6 мая вернулось то, странное звучание монолога Маргариты, что проявлялось как-то, а потом исчезло. Его трудно принять, но он не отпускает, а тут еще совершенно безумное количество потрясающих фотографий появилось в сети, которые стали иллюстрацией к мыслям, хотя и сделаны в другой день, отражают другой спектакль.
-
Сегодняшнее звучание трудно принять, потому что прежнее было настоящим, глубоким, терзающим, но очевидным что ли, женским, пронзительным и понятным – ей плохо, она плачет, вопрошает, требует. С другой стороны и зрителю проще понять и принять ее такую. Новый вариант удивил, прежде всего, открытием актрисы. Случалось разное, в разных спектаклях, но тут было что-то совершенно новое, непривычное, другая Карина Дымонт, совсем другая. Монолог получается сложным, многослойным. В нем еще остаются острые углы в переходах между человеческим и нечеловеческим, когда в понятном, может даже очевидном плаче/страдании/терзании женщины вдруг прорывается резкое, грудное, быть может, нечеловеческое, сильное и яростное, так непохожее на ту женщину, которая шла с желтыми цветами, которая не успела вернуться. Разве это та Маргарита, которая прибегала в арбатский переулок? Да это она, та самая Маргарита.
---
http://s011.radikal.ru/i316/1105/fa/baaf762a9bcdt.jpg
Она словно защитный амулет несет в себе веру – я верую – в этом ее «амулете» воландовское все будет правильно. От спектакля к спектаклю «амулет» является по-разному.
В круговороте смены сцен, когда перелистывается страница Ершалаима и открывается страница Москвы, Маргарита выбегает «упираясь» руками в невидимые стены своего заточения. Пустое пространство для нее настоящая тюрьма неизвестности. Натыкаясь на стены, она громко и безуспешно пытается их разбить – я верую – но стены слишком крепки, дверца откроется, но чуть позже, когда придет Азазелло, когда в ее руке окажется банка с кремом.
А бывает, появившись сквозь металлические удары, замерев, почувствовав тишину, она тихо произнесет – я верую – словно едва касается заветного «амулета» и тут же обретает силу. За несколько мгновений вдруг пошатнувшаяся почва у нее под ногами становится тверже, можно двигаться по этой «пустыне» дальше и верить, что встреча произойдет. И срываясь, она вновь повторяет – я верую – и вновь обретает силу.

Каждый раз эта вера невероятно сильная и именно поэтому для нее все складывается правильно. Так верить трудно, очень. Как бы она не рвала в клочья свое существование, не требовала свободы, не рвалась на свободу из своего заточения в неизвестности, она не выпускает «амулет».
«Эта вера спасет и меня» (и (с) «Дракулы»)
---
http://i006.radikal.ru/1105/5c/018ecb9e4a34t.jpg
И именно она, та самая Маргарита, начинает говорить очередную фразу. В ее голосе разрывающая боль и мучительная неизвестность, мольба о прощении, о свободе. Бесконечная глубина женской боли, но это лишь малая толика.
Да, именно та самая Маргарита начинает говорить фразу, но договаривает слова совсем другая женщина, та, которая будет на балу королевой.
---
http://s006.radikal.ru/i215/1105/6f/e43badf47ae9t.jpg
Мир, где был арбатский переулок, Мастер, любовь, нежность, понимание, мир, когда был создан роман разлетелся на тысячи осколков, которые царапают и причиняют нестерпимую боль - В этом романе была вся моя жизнь – строки, сгоревшей рукописи мучительно рвут душу, царапают сердце, раны кровоточат, а она ухватывается за единственную ниточку, оставшуюся у нее – я верую – она собирает осколки в горсть и верит, что когда-нибудь они соберутся в единую картину, быть может иную, чем прежде.
Да, именно та самая Маргарита начинает говорить фразу, но договаривает слова совсем другая женщина, та, которая будет на балу королевой.
---
http://i017.radikal.ru/1105/e2/532afdc0c452t.jpg
Здесь в пустоте заточения боли существуют две Маргариты, одна из которых пройдет бал с королевской осанкой, укроет другую, земную Маргариту. Проявляется то одна, то другая – сильная с огнем в глазах тем самым, что загорелся, когда она швырнула на стол мокрые газеты с критикой и нежная, мягкая, которая оплакивает ту ночь, что ушла от него и говорит, что вернулась...поздно, поздно, поздно – первая Маргарита закроет на засов те слезы, отчеркивая сделанное. Оно совершено, остается только верить.
---
http://s016.radikal.ru/i337/1105/7d/a4298cf60b94t.jpg   http://s53.radikal.ru/i142/1105/a1/6bbf31c3c2fdt.jpg
Две стороны – нежная, мягкая, любящая – сторона, которую может повредить резкое движение, но ее оберегает другая ее сторона – сильная, способная действовать. В финале, когда Мастер и Маргарита будут рядом все будет наоборот – любящая Маргарита выйдет вперед, обнимет Мастера одним лишь взглядом, позволит другой Маргарите, отступить, наконец-то отдохнуть и, та другая опустит руки, уставшие удерживать горсть осколков, картинка собралась воедино, осколков больше нет.
Она удерживает его, он не позволит упасть ей. Все будет правильно.
---
http://s60.radikal.ru/i168/1105/fe/61169f381c68t.jpg   http://s47.radikal.ru/i116/1105/c6/50186d6fbcbet.jpg
Секунда сомнения – быть может, ты разлюбил меня – не способна сломить ее, пошатнуть веру. Та, которая любит, этого не допустит
---
Перебирая в памяти сон, Маргарита меняется почти ежесекундно. Тяжесть серого неба видела женщина, стаю грачей – та, другая (точнее, Маргарита, которая становится другой, Маргарита, сквозь которую прорастают ростки ведьмы. Сам сон, первый сон, в котором она видела его уже предвещает, уже меняет, уже укрепляет веру в то, что что-то произойдет) и стремительно по этому адскому месту движется та, другая, но она не в силах удержать женщину, рвущуюся к фигуре, появившейся в дверях дома...
---
http://i016.radikal.ru/1105/94/98fe7e625edft.jpg   http://i006.radikal.ru/1105/01/861c51e56d6at.jpg
Именно с воспоминаний фрагментов сна, в ней начинается круговерть и «темная» сторона постепенно берет верх.
Трусость – самый страшный порок... Она испугалась, не смогла бросить мужа, ушла в ту ночь и вернулась слишком поздно. Глубина отчаяния, бессильного скольжения по отвесным стенкам, память ранят осколки воспоминаний, выжигают пылающие строки романа. И нет от этой «головной боли» спасения, но не о яде думает она, она просит освобождения. Предел отчаяния – готовность заложить душу.
...

Отредактировано rrr_may (2011-05-24 10:38:24)

+1


Вы здесь » Глубокое подполье зрительного зала » Сцена » Мастер и Маргарита