Слезы Воланда
так хреново вчера было, после этого Мастера... и вовсе не из-за спектакля. Этих слез я не забуду

Мастер и Маргарита 29 января 2007
Финал спектакля, приходит Левий Матвей и обычный, диалог Света и Тьмы. Только вот представитель со стороны Тьмы периодически перестает играть, ибо он живет. Бедный Докин, которому приходилось играть, видя это «баловство»))

Вдруг Он отворачивается, и я не понимаю почему, зачем, ведь вроде как ... не должен... Да, не должен,... не должен был никто этого увидеть... из глаз потекли слезы...или из сердца. Их нужно смахнуть, запихнуть внутрь и довести все до конца. А не получается. Кепка чуть на глаза, но нужно сказать последние фразы. Они были сказаны. Но те доли секунды, было сильным ударом этого спектакля. Доли секунды, когда Он собирался с духом, чтобы с улыбкой, улыбкой которой Тьма может посмеиваться над Светом, с легкостью и силой донести крупицы, которые оставались в загашнике.

Я не знаю что там внутри, не знаю всех причин и не хочу знать. Но я видела, чувствовала боль, печаль, которые мощным потоком захлестнули и его самого и меня. Этого нельзя было не ощутить. Я видела эту предательски скатывающуюся по щеке слезу (Все-таки как же я удобно сидела, возле колонны ), не могла оторвать глаз от этой соленой тропинки. Мужчины редко плачут. Какая же буря эмоций бушевала там внутри. Он сам же говорил на Моно, что хочет играть, и сам же лишает себя этого. Лишает нас этого. Самому себе оторвать руку...просто так этот человек ничего не делает, значит, есть причины. Просто верю.

А дальше... дальше с улыбкой, улыбкой не Воланда, а Валерия Романовича, с уверенностью - «Все будет правильно, на этом устроен мир». И эти слова были произнесены не Воландом, а Валерием Романовичем. В них не было той завсегдашней непоколебимости. Той твердости Тьмы, которую я обожаю, и которую хочу слышать, но была уверенность.

Играть после В.Р. возможно ли? Наверное, для тех, кто видел его, нет... для тех, кто увидит новый образ - да. Новый Воланд пройдет сквозь нашу призму сравнения. Мы, хоть и добрые зрители, но будем жестоко сравнивать и сурово ругать (я то уж точно:))). Как сравнивали Брандахлыста, как сравнивали Сципиона. Но там было иное. Пока не знаю, не вижу, не представляю. Пока только любопытно...
Получается интересная завязка. Когда-то Оберона заменял Долженков, я честно написала, что неблагодарное это дело играть после Леушина. Здесь я готова сказать то же самое - неблагодарное это дело играть после Валерия Романовича... Правда смущает одно «но» играет Леушин.

Мастер и Маргарита 3 февраля 2007
Опять и снова - все будет правильно

Чего скрывать шла специально. Билета не было, но теплилась робкая надежда на заветные «входные». За час до спектакля мы в очереди, перед нами два человека, которые на слова администратора - пустим, вряд ли - решили не терять вечер и поспешить куда-нибудь еще, куда можно было бы успеть)) Самые сумасшедшие остались, более того устроили за собой очередь. Уж полночь близилась... в смысле уже стали приходить счастливые обладатели билетов, и их было очень много. Надежда на заветные «входные» таяла на глазах. Без пяти семь - не пускают, семь часов - не пускают. Неужели все. Уже погасили внутри свет... И вдруг волшебные слова - даю три входных. Аааа, но нас четверо... хорошо, четыре. Все будет правильно - и как не поверить в эти слова? На бегу сняв пальто и сдав его в гардероб (где номерок, кто его получил и получил ли вообще об этом думали после, здесь было не до этого))), столкнувшись в проеме с ВРБ, втискиваемся в зал. Там нас заталкивают на тупеньки, с просьбой садиться поближе и по компактнее, чтобы уместились все. В итоге сидели почти друг на друге, но, ведь это в этот день было не важно)))

Совершенно не верила, совершенно не представляла. Долго думала, что брать с собой цветы или кулек с помидорами. Остановилась на первом, в крайнем случае, их можно было использовать как вторые)))... не пришлось... жаль)))
Можно ли заменить самого главного Воланда, переиграть, или хотя бы сыграть не хуже. «Однозначно нет» - такой ответ у меня был до вчерашнего дня. Простите «я думал, мне казалось...» я опять забыла, что это Юго-Запад, где ветер дует не правильно, против всех законов физики. Совершенно другой образ получился, и ... нужно чуть-чуть времени и это будет Воланд на сто прОцентов. Это совершенно иной Воланд, не хуже, не лучше, другой. Единственное, одинаковое для них - Тьма, скрывающаяся Сила... совершенно разная, но такая одинаковая.

Поразила и впечатала буквально дьявольская улыбка из-под котелка. Не видно глаз, не видно половины лица, тень, красный свет и только улыбка... ни добрая, ни злая, но с каким-то тайным знанием и тайным умыслом. Что можно ожидать от этой улыбки, только какого-нибудь подвоха, темного подвоха. Видя эту улыбку, боишься заглянуть в глаза, ведь в них еще больше. Подобного Воланда не было. Он вне времени, человек без лица и без возраста. Он выглядит так, как пожелает. Он выделяется из Свиты как и Воланд-ВР. При первом появлении Свиты, когда еще не видно ничьих лиц, ничего не понятно... Но если первый выделялся фигурой и своеобразной таящейся мощью этой фигуры, то здесь изначально в полутьме - это одежда. Она отличает его от остальных, выделяет, а при его желании даже приподнимает над остальными. Потом, потом к этому прибавляются голос и манера. Куда уж ниже, оказывается, может, может ОЛ говорить еще ниже, отчего слова кажутся еще мудрее, еще темнее, еще тяжеловеснее. Непривычно видеть актера практически бездвижимым, хотя трость летала в руках, но когда она замирала, Воланд чуть ссутулившись опирался на нее - в этой застывшей фигуре было что-то Темное, Таинственное. Спокойно, уверенно он проходит мимо зрителей и заглядывает в москвичей... изменились ли они... нет.
Боялась двух вещей. Что будет очень много «кривой» мимики. Той, которая была у Рипафратты и которую все ругали, которая сейчас практически исчезла. Не было ее, уф. И боялась, Калигулы, вот он, точнее его сарказм, временами вылезал, йеех. Хочется верить, что временно. Во время встречи на Патриарших (какой потрясающий тут был акцент) и в момент, когда Воланд жаловался на свое колено, тот самый сарказм проявлялся.
Монолог на балу, во имя Берлиоза - это был монолог Тьмы. Ужасающе, да, может, может этот Воланд сделать все. Факты вещь упрямая, во что верил, то и получил. Каждому по вере - ...ммм крышечку черепа придерживайте, уважаемый Воланд, а то захлопнется прямо по носу))) И не забудьте о Черной королеве, которую пригласили на бал. Хотя бы жестом позовите за собой, после того, как напоили ее из страшного «бокала», а то страшно бедной начинающей ведьме среди висельников и убийц.
Все что зависело от Повелителя Теней сделано, а вот Свиту еще предстоит укрощать. Своенравная попалась Свита, характерная. Темная и вредная, а чего вы еще ожидали. Хулиганистая, так что на их выходки нужно как-то реагировать. Их нужно держать в ежовых рукавицах иначе сядут на шею. А Кот - то еще животное, и как он смеет на начальство подымать лапу. В следующий раз тростью его, чтоб искры из глаз, шерсть заискрилась и проросли сбритые усы.

«Рукописи не горят» - здесь было страшно пропустить хоть одно слово и здесь иногда была борьба. Не знаю как внутренне, но внешне была борьба между Воландом таким, каким он может и должен быть и простите, но Калигулой. Упорно побеждал первый, ура. Что бы делало добро, если бы не существовало Зло... в этот момент время просто остановилось и все затаили дыхание, чтобы не пропустить ни одного драгоценного слова. Не потерять частичку истины, которую оказывается можно донести не криком, а тихо-тихо впустить в душу людей, заронив думу, перевернув все внутри. А вот «калигульский» сарказм по поводу «снести все живое» и вызов-требование «наслаждаться голым светом» где-то перекликающийся с манерой прежнего Воланда ... прочь его, прочь. «Старый софист» с тобой, действительно невозможно спорить, невозможно не уважать, не возможно не восхищаться (ух, ты сколько «не» получилось). Ты знаешь, что покой нужен не только Мастеру но и Маргарите. Он дарил покой Мастеру, покой, где никто не встревожит их, куда будут приходить только те, кого они захотят видеть. Какая боль, какая ... нет, не зависть, скорее усталость… были в голосе, как же ему самому хотелось покоя и отдыха от всего.

Как там... Все будет правильно... Сегодня я тоже в это не сложно было поверить

ЗЫ. Очень хочу еще раз посмотреть, может даже решиться заглянуть в глаза и разглядеть больше, чем я смогла заметить с самого что ни на есть каря...

Отредактировано rrr_may (2007-05-10 13:54:01)

12 марта 2007
Сколько раз можно посмотреть "Мастера" и не сойти с ума?
Опытным путем доказано - 5 раз в течение 4-х недель губительны. В общем с "Мастером" в этом сезоне пора завязывать, однозначно (за спиной скрещиваю пальцы, хи-хи). Ага, легко сказать, трудно сделать, потому что любопытно. Любопытство сгубило кошку...нет не кошку - rrr_may. Одно дело наблюдать за постоянным изменением Кавалера и Мирандолины, и совсем другое за Воландом, Фаготом и спектаклем в целом. А ведь изменения кардинальные, резкие, интересные... клиника)))

В процессе спектакля в голове сложилась формула (цитирование - это отдельный необсуждаемый диагноз) - "больше не пишу мысле-чувства о "Мастере" вообще и Воланде в частности". Я, наконец, увидела, все то, что хотела. Правда пропало то, что было чуть ранее, но оно есть, а этого достаточно. Теперь я точно знаю, спектакль останется моим... но наверное уже не в этом сезоне. Интересно, а случаи сумасшествия на почве знаменитого романа были. Вместе с юго-западной Свитой по ночной Москве я уже шаталась. Правда дело было во сне, но скоро буду и наяву...говорю же - клиника)))

Логическое завершение вышеизложенного - ну и как не описать увиденное, забудется ведь. Это еще большее преступление.
****
Непонятный гражданин прогуливается по Патриаршим, и вроде ему ничего не нужно, вот только странные искорки в каждом движении этого престранного субъекта. Он с любопытством оглядывается по сторонам, изучает Москву, людей, непринужденно заговаривает с Берлиозом и Бездомным. Легкий акцент неизвестного происхождения не мешает понимать его, а наоборот притягивает к этому «заграничному гусю». Заинтересованный, любопытный взгляд в москвичей. Плавные, буквально смеющиеся движения - трость ни на секунду не замирает, она летает в руках. «Сказкам о Боге? Значит вы атеисты, ах какая прээлесть» - престранные зайчики запрыгали в глазах. Постепенно эта легкость исчезает. Трость останавливается, Воланд на нее устало опирается, а голос в буквальном смысле сходит на нет. Легкие, где-то смеющиеся интонации становятся все ниже и ниже - вы можете составить план на смехотворно короткий срок. Что такое тысяча лет в этой-то бесконечности.

Варьете. Все сдаюсь. Как там говорится, проси и получишь... или лучше - получите и распишитесь. В общем предынфарктное состояние я получила. Спрятаться не удалось, равно, как и спрятать то, что «горожане внутренне не изменились». Нас отловили и изучили буквально под микроскопом до самых глубин. Уже любимое, запавшее в душу с самого первого дня - у колонны. В красном, потустороннем свете стоит Воланд и улыбается, и смотрит на москвичей. Тень от котелка (ох, многострадальный головной убор, сколько уже про него сказано, а мне все больше и больше нравится))), и лица не видно, только маска. Красиво, завораживающе, вот только в той половине я никогда не буду сидеть, ибо столбняк мне тогда обеспечен. Из противоположного угла на него страшно было взглянуть-то, а быть непосредственно под прицелом - увольте. Итак, при включенном свете в зале и под прицелом Воланада и Свиты не по себе.
В этот раз четкое ощущение, Леушин полностью в этой роли, внутри нее и уверенно передвигает стулья, чтобы усесться поудобнее. До этого дня, виделось иное - он, старался остаться в образе, уверенно натягивая сползающую временами шкурку.

Бал, Бал, БАЛ. Только не бейте, вредную меня, не понравилось. Королева не удостоилась взгляда, от которого мурашки по спине и за которым будешь следовать, не понимая, куда и зачем ты собственно идешь. В прошлый раз сильно получилось, незабываемо (отвлекусь. с другой ожидать от Леушина абсолютного повтора - глупее ничего не могла придумать? ведь, не повторяется. Сама об этом в самом начале говорила, и все-таки ждала... скажем так - повторения). Добавлю пафоса - тогда спектакль стоил того взгляда, нет не взгляда - поцелуя. Поцелуя на расстоянии, поцелуя без прикосновения, но с проникновением в Тьму. Ждала этого разрезающего и тянущего за собой мгновения. Значит не в этот раз.

Воланд и Черная королева пролетели, зацепив нас своим невидимым шлейфом. Гости, повинуясь неведомой силе, потянулись за ними, а мы остались. Бал остался позади, удары, постепенно затихая все еще продолжают звучать в нас, сердце постепенно начинает успокаиваться

Раз уж так раздухарилась, скажу еще одно - смущает меня момент, когда тостующий пьет до дна.
"Каждому будет дано по его Вере" и вот погружаешься в эти слова, точнее срастаешься с ними. О сознаешь, принимаешь, думаешь а во что собственно я Верю. Шум бала отходит на второй план, вокруг буквально слышен шелест мыслей и выбор каждого. Воланд вкладывает в нас слова и начинает пить.... а вот здесь... не знаю, как правильно назвать, слишком театрально, слишком может быть сыграно (смысл не совсем верен, но близко).Оно выпадает из того, что мы только что слышали и видели. То есть до этого момента все органично, закономерно. Мы находимся в бальной зале, являемся участниками этого безумия. Но когда Воланд поднимает бокал и начинает пить - красиво, (я бы сказала где-то в стиле этого Воланда), но почему-то возникает ощущение, что мы - в театре, отнюдь не на нехорошей квартире и не на балу. Мы в зале, а перед нами сцена. Ниточка, по которой нас ведут, обрывается каким-то «через чур». Здесь, конечно, очень субъективно, но вот подобное ощущение разорванности у меня пока не пропадало ни разу.

Он подарил прокуратору свободу, «Ты, свободен. Он...ждет тебя» - пусть хоть чье -то желание исполнится. Ему явно приятно это сделать. Ему приятно помочь самому жестокому прокуратору, хватит, отстрадался. Хотя когда мы присутствовали на балконе, Воланд озвучил нам мысль Прокуратора о яде. А на этом хитрющем лице была улыбка, с которой он с удовольствием бы исполнил эту мысль. С какой теплотой Воланд говорит Мастеру о том, что сейчас наконец будет дописан роман и он поможет в этом. И даже где-то завидуешь Мастеру.

Воланд подарил Мастеру и Маргарите покой, он сделал добро, несмотря на то, что стоит в тени. Кстати речь о тенях и глупом желании ободрать все живое, в этот раз была тихо-вкрадчивой, выросшей в довольно громкий упрек «что за странное желание наслаждаться голым светом». И даже как-то стыдно стало (вспомнилось из «Парашютиста», когда Смерть тоже нас упрекает «Все жалуются на жизнь, на смерть никто не жалуется»)
Дальше, когда Воланд говорит о беззвучии, слова еле слышны, они беззвучны. Это потрясающе. Ох уж эти парадоксы - чем тише, тем громче. Беззвучие звенит колокольным звоном, оно здесь, оно рядом, оно ощущается. Ощущается свет, несмотря на присутствие Тьмы, но ведь они шагают рядом.
«Все будет правильно». Мессир, повторите это еще раз, пожалуйста, для нас. Нам нужно слышать это и верить в это, вы помогаете нам в этом нелегком деле и вам нравится это.
Во всех предыдущих заметках, я упорно кричала о непонятности лично для меня финальной картинки. Испуг-неверие, чего я еще там выдумывала (имхо). В этот раз, Воланд повернулся. Ой, вот оно. Что это было - образ или уже человек не знаю и не хочу знать. Он замер на какие-то мгновения и странная волна пошла, сильная и непонятная, которая накрыла с головой. От фигуры исходило ощущение уверенности и правильности - «все будет правильно, ...а сил достанет, ибо помогу» - возникло что-то вроде этой формулы. И как-то даже водоворот затягивал в полет за Свитой. С ними хотелось быть и еще больше чувствовать правильность. Но этот полет тут же отобрали ... глаза. Как-то, даже обидно стало. Вдруг откуда ни возьмись застывшая фигура, откровенно мешающаяся трость и Воланд с постепенно увеличивающимися глазами. Просто смотришь и думаешь - ну куда, куда больше-то. Только что была Сила, куда растворилась. Грустно, только мерцание света и затихающий шум от улетающий процессии и, прости Господи, выпученные глаза. Убрать бы их куда-нибудь. А ведь так хорошо начиналось.

Отредактировано rrr_may (2007-06-02 04:21:27)

Тьма, пришедшая со средиземного моря, накрывала ... нас
Давно энергетика юго-западного спектакля не ощущалась настолько, что ее можно было пощупать. Давно действо не захватывало так, как это случилось на «Мастере» 9-го апреля.

Повеяло холодом, сразу же возникло странное непонятное ощущение, точнее предощущение события, не хорошего, а какого-то ... переворотного. И тут же дикий смех ведьмы. Все. Нас можно было брать чуть тепленькими, что собственно и произошло.

«Трум ту-ту-тум, трум ту-ту-тум движутся-движутся-движутся, цепи железные звеньями нижутся...». Пролетарский поэт Иван Бездомный. Он описал Иисуса, как живого человека. Да, он таким его представляет, только вот это представление не ложится в общую идею. С особой долей скептицизма он слушает Берлиоза, пытаясь понять, где и как ему нужно исправить свои недочеты. Не уверена, что понимает. В этот момент он похож на школьника, который опять получил двойку. Он обо всем заявляет прямо и открыто, громко и четко (иначе он просто не умеет). «Нет, никого не существует, ни дьявола, ни черта». Ну, как вы можете не понимать таких простых вещей.
Понимая, что заграничный гусь, встретившийся ему на Патриарших, явно не так прост, он аккуратно и с любопытством осматривает незнакомца. Старается поменьше пересекаться с сумасшедшим, но любопытство, любопытство – оно живет в нас. Попытка обойти стороной, незаметно промелькнуть не удается – Тьма… она видит все, и даже не глядя на тебя, зацепит, будьте уверены. Он, по-детски радуясь, комментирует слова Воланда - голову отрежет, а чего - это он сказал. И ему уже любопытно, как это отрежет, почему отрежет. На деле все оказалось достаточно банально. Пусть шизофрения, как и было предсказано. У него есть цель, и он пытается достичь ее... только вот не дают - процедуры устраивают, жесткий массаж делают.
Он трогателен при встрече с Мастером. Открытая Душа, готовая к общению, готовая учиться, готовая принимать. Поначалу он отходит в сторону и с опаской глядит на своего ночного гостя. Сказывается опыт на Патриарших, но потом, все более и более открывается ему, проникается особым отношением к Мастеру и заочно к Маргарите. Слезы в момент прощания с Мастером и Маргаритой, печаль, детская просьба - напишите мне… ведь вы мне понравились…вы мне много рассказали о Понтии Пилате, о своем Романе и о жизни.

На Патриарших гражданин со странным потусторонним лицом. На него трудно смотреть, но также трудно не смотреть. Вроде человек - фигура, руки-ноги, голова. Но абсолютно холодное, отсутствующее лицо. Оттого и улыбка не человеческая, оттого и глаза прозрачные, оттого и зрачки вертикальные. Такая вот Тьма и притягивает. «Гусь заграничный», только вот за какой границей он существует, точнее, за границей чего.
«Прхостите, но пхэдмет вашей ученой беседы настолько интэхесен» - забавные эти москвичи, можно потешить себя и поговорить с ними, а заодно и узнать что-то. Только вот упорные достались москвичи. Воланд выхватывает слова словно ребенок леденцы - «сказкам о Боге», «атеисты». Как ему приглянулись эти слова. Упорный Берлиоз приводит все новые и новые аргументы, только все они разбиваются о железную логику этого странного знакомца. Медленно, чинно Воланд передвигается, временами в пылу спора совершая резкие заинтересованные движения.

Спускаясь в зал, перешагивая границу, призрачную границу, Воланд проходил слишком близко к первому ряду, он проходил по нашим Душам, захватывал и наступал на наши сердца. Присутствие Тьмы в нас самих ощущалось физически, становилось не по себе. Повелитель теней не ограничился одним проходом, несколько раз прошелся он по нам. В варьете, когда Воланд занял освободившееся волею судеб кресло первого ряда, он подсел к каждому. Эти несколько секунд, в течение которых он из зала наблюдал беготню и танцы на сцене, холодок гулял по спине, в голове вертелся вопрос «Вы заберете наши Души?». Хотя к чему было бессмысленно сотрясать воздух этим глупым вопросом - в течение трех с лишним часов наши Души нам не принадлежали. Как это ни грустно, но это уже почти забытое ощущение в стенах юго-запада и не хотелось, чтобы оно уходило, проходило.

Низкий глубокий голос мессира, иногда он говорит очень тихо, но его слышно. Слова слышатся внутри, точнее ощущаются. Почти шепотом, они скорее угадываются сердцем и оттого они буквально разрываются внутри: «Скажите, а Дьявола... тоже не существует?». Он спрашивает, но ответ ему заранее известен и это написано в глазах. Тем не менее, важно спросить, а собеседнику пронести... Он знает, чего хочет Маргарита и знает, что она готова попросить то, чего ей хочется больше всего на свете. И разрешая ей просить, он буквально требует глазами - ты только произнеси, ты получишь, то, что ты хочешь. Не побояться и сказать.

«Если Бога нет, то кто тогда управляет распорядком на земле?». Тоном почти лектора, он приводит аргументы, против которых сложно поспорить. Все попытки Берлиоза разбиваются о холодную фигуру Воланда. Да, успокойтесь вы, кирпич вам не угрожает. Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали. А знаете, что произойдет вечером? Заседание? Помилуйте, заседание не состоится, и не нужно волноваться. Ох, разволновались москвичи, надо бы представиться: «я - единственный специалист». Воланд снимает шляпу и нездешность этой личности становится еще виднее. Мгновение он неподвижно чего-то ждет. Реакции? Реакция может быть только одна - столбняк. Невозможно ни убежать, ни вообще пошевелиться, Тьма затягивает. А Воланд ничего не делает, просто стоит, все что мог и хотел он уже сказал. - Прощайте - шляпа опять на голове, и можно хотя бы вздохнуть. И напоследок - имейте ввиду. И опять они лезут в спор, требуют доказательств. Ох, не хочу вспоминать - он существовал! Не надо никаких точек зрения Просто поверьте - «он су-щест-во-вал» практически по слогам, или даже по буквам Воланд выводит это слово. Доказательства? Не требуется доказательств, поверье. Все очень просто я там был, и я вам расскажу «Ранним утром, четырнадцатого числа весеннего месяца ...». Волна, исходившая в этот момент от Воланда, сметала все на своем пути, накрывала с головой, заставляя привычный мир измениться. Мы невольно проваливаемся в тогда…

На балконе, резко и отрывисто Воланд ведет рассказ, стараясь не пересекаться с Га-Ноцри. Слова бродячего философа он не принимает. Отдельные фразы получают весьма неодобрительный, практически невидимый, бессловесный, но жесткий комментарий, который отражается на лице Воланда. Противостояние взглядов, практически света и тьмы, решения вопроса теней и света втягивает нас в эту игру. Удивительно, но не удается принять ни одну из сторон, не хватает решимости и ты останавливаешься посередине, между Светом и Тьмой. Вызов с одной стороны и практически бездействие с другой. Га-Ноцри просто находится в свете и этим берет свое. А Князь Тьмы должен присутствовать здесь, развязка пьесы требует присутствия всех действующих лиц. И он постоянно незримо находиться там, где вершится вопрос Мира.

Понтий Пилат просит, требует у Каифы помиловать Га-Ноцри, но тот неприступен. Он знает, что Пилат не сможет пойти против решения Синедриона и даже не волнуется о том, что вдруг будет помилован другой. Пусть гневается Всадник Золотое копье, пусть кричит, сшибает стены, но он загнан в угол, и сделает то, что должен сделать. Спокойствие Каифы раздражает больше, чем, если бы он кричал в ответ. Пилат истерзан, нежелание терять только что приобретенное, он готов даже просить. «Да кто нас услышит? Кто? Разве только Дьявол с рогами!»... А он как раз здесь. Правда рога не видно - на голове шляпа )) Воланд незримо присутствует при этом диалоге. Медленно проходит по краю балкона, контролируя разговор. Усмехнувшись про себя, услышав все, что нужно было услышать, убедившись в результате этих «переговоров» он также незримо уходит. Да, Воланд был среди нас.

А Свита... Свита, конечно, находилась рядом. Все такие отдельные, но в тоже время единые, существующие вокруг мессира. Холодный, колючий демон безводной пустыни. Азазелло коротко, отрывисто не говорит, но выбрасывает он слова. Ему безразлично происходящее, ни единой … на лице. Он подержит жертву, пока Гелла не наградит ее своим поцелуем.
Только один раз на его лице проявляется не радость, а скорее удовлетворенность собой, собственным действиям. «В девять, ровно в девять, Маргарита Николавна», - она согласилась, и Азазелло доволен, что все обошлось практически без вскрикиваний и без рук.

Гелла, кошка, которая гуляет сама по себе. Кажется, мгновение и она скинет свое боа и превратится в Черную кошку. Она живет собственной жизнью, жизнью ведьмы. Ей глубоко безразлично все происходящее вокруг. С удивительной сосредоточенностью на себе и собственном внешнем виде она поправляет перчатки, чтобы ни одна складочка не помешала ей существовать здесь и сейчас. «Дамочка в натуральном, извините, неглиже». Ничего подобного. Она - более одетая, чем кто бы то ни было. В Грибоедове она танцует в толпе литераторов сама по себе. Я бы даже сказала - сама в себе, в собственном мироощущении. Элегантно отстукивая каблуками в унисон с людьми. А ее номер в Варьете не сравнится с карточными игрушками Фагота и Азазелло и шариками в лапах Кота. Без тени эмоций, вскинув руки, подхватив боа, она победительницей смотрит на зрителя. Тем более что победа полная: и над женской и над мужской частью зала. И как это ей удается. «Нет такой услуги, которой она не могла бы оказать», - устало говорит Воланд. «Ах, оставьте Мессир» - с благородством английской королевы вскинута рука. В такой момент, думаешь, почему я не похожа на нее и с ужасом осознаешь собственную мысль. На балу Гелла под стать королеве. Она не королева на балу, но это всего лишь стечение обстоятельств. Она не уступит королеве ни единым вздохом. Ведьма наслаждается балом, лавирует среди приглашенных, собирает в ладони удары, крошит эти мощные звуки и разбрасывает эти звуки вокруг. И смех, смех ведьмы, громкий, пронизывающий, холодящий нутро. Что может предвещать такой смех? Конечно визит Воланда в Москву...

Фагот. Суетливый длинный человек. Его скрипучий смех сопровождает нас, мелкие отрывистые движения, чудной перебор ногами. Хулиган из подворотни. Не пожелаю никому встретиться с таким. Он вынудит закричать кричать «Милиция!» а потом нагло поаплодирует. Кривляка с бесконечным количеством ужимок. Ох, какой он услужливый, только что скрывается за этой услужливостью, точно какая-нибудь пакость. Так что осторожнее. Может ли он накаламбурить? Не знаю, а позвонить по телефону и пригрозить Варенухе, а потом воплотить угрозу, - вполне. На пару с Котом.
Бегемотом был Ломтев. Он сделал собственного кота. Не такого надменного, не такого вредного. Это был, скорее, Кот-зануда. Его словесная пачкотня совершенно иная - он станет тараторить, бубнить, не замолкая ни на секунду. Такая пачкотня не раздражает в первые десять секунд. Потому что все произносится весьма нравоучительным, поучительным тоном. Кажется что, его слова нужно слушать, потом понимаешь, что это не прекратиться никогда. «Кот - это не шут, а древнее неприкасаемое животное...» и запомните ..., а еще ... и дальше. Заставить его замолчать сложнее. На балу он подошел к королеве (не будем говорить, почему так получилось) и по-кошачьи подлез под ее руку, он комментировал слова гостей одними глазами, а может даже усами. Он доволен происходящим, как только королева отнимала от него руку, проявлялась недовольная кошачья физиономия - да как она может отрывать руку от столь древнего и благородного животного.
Чего скрывать, ждали представления свиты, точнее, лучшего шута всех времен и народов. Как это произойдет? Тем более, что Ломтев в бороде и сбривать ее на собирался. «Ты позолотил усы?» - вопрошал Воланд. И действительно, верхняя губа Бегемота блестела. А что, хороший вариант, для бала. Можно было принарядиться, а кот решил приукрасить себя. И в ответ хозяину, он не крикнул, не мяукнул злобно, четко, где-то вызывающе спросил, - «А Вы хотели бы, чтобы я их сбрил?». Дальше чуть обиженно он напоминает о себе, о своей особой значимости. Он говорит спокойно, не кричит и не возмущается, а напоминает о себе. И если вы забудете о том, что я древнее неприкосновенное животное, то покажу когти. Будьте уверены, они у меня есть, а так я добрейшее существо.

Все-таки удивительный актер Бакалов. Говорить что-то сразу после бала, когда в нас еще звучат удары, когда мы оглушены минувшем буйством, и говорить так, что его слышно и понятно.
Мастер рассказывает нам, о том, что привело его к такой жизни, точнее, он доверяется. Рассказ о судьбе романа ощущаешь всем существом, и откуда-то из собственного опыта вспоминаешь, что исписанная бумага неохотно горит. Мастер не обращет внимание на критику, тем более, что они говорят не то, что думают. Но заметки, «удары по пилатчине», «попытки протащить апологию Иисуса Христа» довели его до психического расстройства. Он одну за другой вспоминает заметки, в нем нарастает гнев, но отнюдь не на критиков - несчастных людей. Гнев на что-то большее. Роман не хотел выходить в мир, а губил своего создателя. Мастер всем телом подался вперед, еще немного и он коснется нас рукой. Он рассказывает о спруте - щупальца, которые видел он, появлялись за его спиной. Их можно было ощутить. «Свободен» - после этого слова из уст Мастера хочется жить, ощущаешь неимоверный прилив сил, прилив света и тепла…

«Все будет правильно, на этом устроен мир». Свита выходит вперед, делает последний вираж, прощается с нами, прощается с Москвой. Воланд задерживается. Застывшая на несколько секунд фигура, в темноте почти не различить глаз, но можно почувствовать – он напоследок всматривается в Души. Они, как минимум, поверили в необходимость теней на земле и в то, что тьма сегодня вечером коснулась их. И вот, Воланд спешит занять свое место в караване, покидающем город. Поворот и... больше ничего не надо. Тьма умудрилась подарить нам не только уверенность в правильности, но и кусочек покоя, спокойствия... а потом... пожалуйста, кто-нибудь отберите у Воланда трость в этот момент. Зачем, почему она впереди, от кого он защищается, ему нужно от кого-то защищаться, или он хвалится тростью... Простите.

ох, не удалось описать все, даже, наверное, большую часть не охватила… Упуская разные мелочи, скажу, что в этот раз действительно был потрясающий спектакль.

4/06/07
Пусть я ошибаюсь в моем представлении Маргариты, но для увиденного сегодня у меня нет подходящего эпитета, зато есть подходящий анекдот:
В гости приехала теща, в скором времени, не меняя места жительства, все оказались у нее в гостях
Пять минут назад она узнала о том, что в ее жилах королевская кровь, и приняла этот факт слишком быстро. А может она и раньше это знала, Фагот ничего нового ей не сообщил. Она соглашается стать Черной Королевой одну ночь гордо и высокомерно. Захотелось сделать глубокий реверанс и поблагодарить за одолжение, которое она оказывает Воланду и его свите. Оно и понятно - это их забота бал, и им нужна королева. Так что извольте пользоваться милостью королевы. На балу испив из чаши, нет, не Воланд, а скорее, Маргарита целует Мессира, обняв его голову рукой. Смело, ничего не скажешь. Похоже, королева огорчилась, что «этого не будет», решила взять дело в свои руки, и пойти наперекор. Кто кого уводить стал с бала, подхватив последний удар и полетев вслед за звуком я не уследила. А вот отличие было)) С Маргаритой-Бычковой Воланд пролетал сначала вдоль зрителя, а потом где-то там вдалеке, а перед нами тянется шлейф из приглашенных (по часовой стрелке). С Маргаритой-Ивановой, летели наоборот, сначала вдоль листов, а потом перед зрителем (против часовой).
«Мне, пора, наверно мне пора идти» - устало, полувопросительно, полутвердительно. Да, наверное, пора. Здесь, впору было впадать в ступор. Маргарита принялась кричать, обвиняя Мессира в том, что ее вынудили встречать толпы висельников и убийц. И еще более гневное заявление о том, что она еще раз бы это сделала. До угроз дело не дошло, хотя мы, наверное, были в полушаге от них. Мадам, вы понимаете на кого кричите? После этого повелитель Теней еще и выполняет ее не пожелание, но требование. Попробовал бы он не выполнить, по ниткам бы себя собирал.

25.05.2007

Ехала в театр я с предвкушением (рассказывали, что спектакль очень хороший), но и с долей опасения – а вдруг предвкушение и ожидание не оправдаются, как это случилось с февральским «Калигулой»?
Но опасениям моим не суждено было сбыться. Чудесный вечер, ошеломляющий спектакль, после которого меня нехило так потряхивало, а в голове образовалась пустота, и все существо сосредоточилось на собственных ударах сердца, что стучало в такт звукам бала – грохот железных листов, музыка, бьющая по нервам, барабаны, крики… По дороге домой пустота в голове стремительно заполнялась спутанными мыслями, связать которые во что-то вразумительное было очень сложно. И вот спустя полторы недели я все еще пытаюсь написать что-то вроде отзыва%)))
В первые же секунды то, что происходит на сцене, приковывает к себе внимание и обещает, обещает, обещает нечто такое…ах! Декорации - железные листы, висящие по сторонам сцены – все, больше ничего (я обожаю минимализм юзовской сцены), свет – потрясающий свет, лучи, выхватывающие героев, которые появляются перед нами на мгновение, в разных местах сцены, и музыка, о, да, музыка….
Спектакль оглушает. Поражает. Завораживает. Выворачивает душу. И возвращает ее же, но не после того, как вывернул, а во время – понимайте, как хотите, не знаю, как объяснить лучше…. Отдельным «ударом» является Бал Ста Королей. Да, это – тот самый бал, что в книге, только раскрывается он перед вами так, как вы и представить себе не могли. Энергетика сумасшедшая; и жуткое и в то же время странно заманчивое действо. После него наступает какое-то опустошение, и мысль: что со мной только что вообще сделали?
Удары по железным листам при появлении героев (не всех и разной громкости), удары, призванные выражать эмоции – это прекрасная задумка, гениальная. Когда Маргарита летит, когда она громит квартиру Латунского: грохот после того, как нам рассказывают, что она сделала…. И звук этих ударов напоминает раскаты грома…. Да, спектакль похож на грозу, с громом, молниями, обновляющую, обрушивающуюся на город звуками и водой, что смывает духоту и пыль….
Роман нам рассказывают разные герои, они читают нам его, порою говоря о самих себе в третьем лице. Текст, текст, вкусный Булгаковский текст!...
Я путаюсь в своих мыслях, и у меня не получается писать по «ходу повествования», поэтому дальше разрозненно, следуя собственным заметкам.
Зная абсолютно точно (понятное дело), что Иешуа казнят, я, тем не менее, каждый раз, читая роман, надеюсь, до тех самых слов Пилата, что он не сделает, не скажет. Очень глупое чувство. Когда тебе доподлинно известно, что будет по-другому, мало того, известно то, что так БЫЛО, а ты просто перечитываешь – и вдруг такая надежда, что кажется, если зажмуришь глаза сильно-сильно, то тогда случится так, как ты надеешься – это очень глупое чувство. И оттого, быть может, что оно такое, еще больше обидно каждый раз, что все происходит по-другому. Да, так было нужно, так было суждено, иначе не было бы Иешуа, не было бы истории, но… И вот когда у Пилата (Валерий Афанасьев) в голове складывается формула, и видишь лицо его,  - снова надеешься, но потом он все же выносит приговор, и хрупкий карточный домик рушится…
А потом, когда ему не удается договориться с Каифой, гаснет свет, а после вспыхивает – и три мужских фигуры – с положения «сидя» встают в положение «на кресте» - буквально на несколько секунд (плюс сильная музыка), и снова гаснет свет - вот это просто удар поддых, и слезы… Вспоминаю сейчас этот момент, и в дрожь бросает.
Левий Матвей (М.Докин) в конце второго акта – чудо, как был хорош! Да и вообще был хорош, не только в этот момент.
Пилат, мучающийся после казни… чем? Знаете, бывают моменты, когда ты чувствуешь себя абсолютно бессильным, и нет возможности – никакой, чтобы что-то сделать, помочь. Ужасное чувство, от него хочется кричать до срыва голоса и бить кулаком в стену. Но хуже бессилия, наверное, может быть только осознание того, что ты мог, но не сделал, не сделал по своей воле, а не по воле случая. И мучения от этого потом терзают дикие. Такие муки были уготованы Пилату. Мог ли он пойти на то, чтобы погубить карьеру из-за странствующего философа? Да, мог. Но не пошел. И это было его решение. Не знаю, трусость ли. Может, не трусость погубить карьеру, а что-то другое? Трусость все изменить, страх перед…счастьем? (Ой, как меня, однако, клини-и-ит%))) ) Да, Пилат Афанасьева мне очень понравился.
А еще… эта мысль вроде бы никогда не посещала меня при прочтении, а вот в театре, глядя на Левия Матвея и Пилата, когда они говорят об Иуде…у меня было смутное ощущение, что еще чуть-чуть – и вот они уже не об Иешуа думают, они будто соревнуются в своей любви к нему. Его существование коснулось их, они были причастны к нему, и их уже больше волнует собственное «причастие», а не Иешуа (быть может, невольно). (Да, вот так меня тоже клинит%) ).
Иешуа (Алексей Матошин)… Иешуа мало, и я не успела понять – какой он в этом спектакле. Быть может, он был слишком…резким?
Продолжаю бессвязные мысли;)
Хороший был Иван Бездомный (Д.Нагретдинов), такой…ммм…добротный, что ли%))) Странный Стравинский (А.Ванин). Излишне комичный, на мой взгляд, а уж когда он, простите, чесался – это было не смешно совсем… Но все же сцена в клинике забавна, да%)))
Мастер и Маргарита. Спокойное лицо Мастера, улыбка Маргариты – им дарован покой. «Мастер не заслужил света». А заслужила ли его Маргарита? После того, как побывала Черной Королевой на балу? А она ведь так боролась за свою любовь. Если бы Мастеру был дарован свет, ее бы простили? Сам Мастер (Евгений Бакалов)…не знаю, не поняла. Маргарита (Н.Бычкова) – она есть, ее любит Мастер, ее пригласил на бал Воланд, она Маргарита, но она и не совсем Маргарита (это сугубо личное мнение, если что). Но, в общем-то, это не портит спектакля ничуть, тем более, что были с ней хорошие моменты (разговор с Азазелло, например, вполне себе ничего, и еще молчаливые сцены).
Хотела еще сказать про массовку, которую язык не поворачивается так назвать – сцены в Грибоедове и в Варьете. Ах, да, еще эти люди на берегу моря, в Ялте!! Восторг!!%))) До чего ж колоритная группа товарищей! Браво режиссеру, браво костюмеру, браво актерам! Все они в целом – те самые люди, что вокруг нас, мы сами, толпа, в общем-то; и по отдельности – яркие представители того или иного «типа». Ну очень классная «массовка».
А еще страшно порадовала секретарша Римского, что носила телеграммы. Такая яркая, и такая узнаваемая!%)))
Свита, любимая свита. Как чудесно хороша Гелла (Карина Дымонт)! Она все же как-то немного отдельно от свиты, или это кажется? Она гуляет сама по себе. Стучит каблучками, поправляет перчатки, любуется собственной красотой…. Вполне себе приличный Коровьев (А.Шатохин) («ну дзынь же!»), эдакий мелкий пакостник. Довольно милый Бегемот (Н.Ломтев), реплика про молчаливую галлюцинацию, правда, мне показалась неуместной, вырванной из контекста, но это потому, наверное, что я как раз за день до спектакля читала этот отрывок из романа%))) Азазелло (М.Белякович) тоже вполне ничего себе%)  И Воланд! Этот Воланд пришелся мне по душе, скажу я не таясь%))) Сложно описать свои эмоции, и самого Воланда, да пока не очень хочется этого делать. Пусть ощущения останутся во мне, невысказанные.
Сцена в Варьете. Воланд ходит меж собирающими бумажки людьми, становится так неловко за них, ползающих там, как-то стыдно, что ли. Он смотрит в зал (изменились ли москвичи?) – а я, сидя слишком далеко, чтобы мой взгляд можно было поймать, пытаюсь ловить его. Потому что мне всегда хотелось это сделать, когда я читала книгу, именно в этот момент, в Варьете.
Сцена прощания – слова про тени, добро и зло. Не диалог даже, а так – отмашка от Левия Матвея («ты глуп»). Уставший Воланд…. Последняя сцена, последние слова: «Все будет правильно! На этом построен мир». И этим словам не просто хочется верить – им веришь сразу, они задевают натянутую струну в душе, и она почти лопается, они падают в сердце и пульсируют там, смешиваясь с кровью, и всю дорогу до дома стучат, стучат, стучат… Слова, произнесенные Воландом в конце вызывают дрожь. Такую, которая бывает редко – тогда, когда ты чувствуешь – да, это правильно, это верно. Когда в душе гармония и восторг, но от всего этого почему-то хочется плакать и примешивается какая-то необъяснимая грусть и капелька потусторонней жути, что-то, что вносит горчинку в общее ликование души. Быть может, это смутное ощущение того, что все решено за нас, что сами мы всего лишь вписываемся в это «правильно», но не делаем его? Не знаю… Но после этих слов, на которые я, прочитавшая  роман по меньшей мере пять раз, не обращала должного внимания, после этих слов  - глубокий вздох, закрытые глаза и мокрые ресницы. Все-таки «живая картинка», образы, звуки, свет – большое дело, и если обожаемая книга каждый раз вызывает трепет и слезы, то спектакль проникает во все уголки души и тела, и безжалостно валит с ног.
Свет гаснет совсем, уже не видно даже лица Воланда, которое было освещено дольше других (сверкающие глазища, смотрящие прямо в зал)… Наступает темнота, нужная темнота, после которой снова зажжется свет. А пока темно, я сижу и наслаждаюсь этим, находясь в полном раздрае. Секунда, другая, аплодисменты… Встаю с кресла, чувствую – ноги дрожат…
PS: Публика была тяжелая. Рядом со мной сидел мужчина, которому явно было скучно. Он постоянно указывал своей спутнице, что «о, а вон та актриса сейчас играла вон ту, а теперь вот эту. А тот актер, смотри (тыканье пальцем в направлении актера) – он того….». Ужас. Потом кто-то на первом ряду в самый напряженный момент сидел и писал смс-ки. Потом у кого-то зазвонил телефон! Очень хотелось дать по голове чем-нибудь тяжелым…

"музыкой навеяло" (с) анекдот

Ждем третьего звонка, полны надежды,
Ждем и страшимся – что же будет дальше?
Хотим вас видеть сильными, как прежде,
С игрой лицом и голосом – без фальши.
Жесть – пусть она останется на сцене
Как элемент декора, как соратник,
А «жесть» иным оставьте: мы вас ценим
За настроение, когда оно – как праздник.
Скажите точно – в граммах вешать сколько
Аплодисментов и шального смеха?
Мы любим вас за многое, вот только
Латайте ж в вашем полотне прорехи!