Не совсем отзыв, скорее история, из дневника, заполненного частично в Нижнем Новгороде, частично в Москве.
Предисловие:
(часть необязательная, рекомендуется читать лишь при большом желании ))
О «Куклах» в Нижнем долго не писалось, вернее, сначало писалось взахлеб, а потом этот источник иссяк, и лишь после третьих или каких там по счету наших, родных, Юго-Западных «Кукол», тот, тоже не совсем чужой спектакль, как-то снова, по-особенному лег на душу.
Написано много, где-то уже повторюсь за теми, кто успел сказать свое слово раньше. Это естественно, ведь сказанное стало почти общим за несколько дней в Нижнем Новгороде, оно обсуждалось, да чуть ли не разыгрывалось, по дороге от театра до гостиницы, около тридцати минут вечерней пешей прогулки с небольшой остановкой возле магазина чтобы пополнить запасы сока, а затем «дома», снова все обсудив и наконец грохнувшись на кровать есть пара минут до того как закроются глаза на записи в блокноте. Что бы кто там не считал, а зрительский блокнот вещь ценная, это ведь почти дневник, в нем чистые чувства, не сглаженные долгими попытками связать сумбур переживаний в текст. Иногда с этим блокнотом можно сидеть на спектакле, например, когда у тебя аккредитация, и ты к завтрашнему дню должен сдать статью, тогда с полным правом можешь записать все то, что рождается прямо во время действия, слепым почерком, находясь глазами, ушами и душой в спектакле. Но когда речь не о работе, а об удовольствие приходится полагаться на предательницу память, которая не все доносит до программки или билета или любой другой бумажки доступной после выхода из театра, до того же блокнота или ушей друга зрителя (выговоренное всегда запоминается лучше). Поэтому простите меня за сумбур и ошибки оставленные в нем.
Итак «Куклы», я постараюсь, как можно меньше сравнивать спектакли словами, но добавлю визуальный ряд, не для сравнения лучше-хуже, а для ощущения, той связи, которая существует между спектаклями. Может потому что режиссеру редко удается переосмыслить уже некогда поставленное, это не просто два отдельных спектакля это одна жизнь прожитая дважды и иначе.
Тогда либо вера в Бога, либо в электричество (с)
Два спектакля… нет, ни так… «Куклы» два раза в один день приводят к зашкаливанью по уровню, даже если все настроены на кольцевой обмен энергией. Но я не жалею о том что мне удалось посмотреть этот спектакль два раза из разных частей зрительного зала. Да, под конец организм просто отказывался воспринимать шедшие со сцены чувства, мысли и все равно оно того стоило.
Больше всего я как зритель боялась сравнения, сравнение, конечно, присутствовало, но как не удивительно оно не носило оценочный характер. «Куклы» на Юго-западе и «Куклы» в Нижнем Новгороде это два разных спектакля, при этом взаимосвязанные, местами они даже дополняют друг друга и рассказывают вместе больше чем по отдельности. Если Куклы в Ю-З стихотворная строчка, то Нижегородские это рифма в последнем предложении, которую не озвучивают, ожидая, что ты сам ее угадаешь (как в стихотворных загадках). Все то, что не договаривалось в Куклах на Юго-западе, дополнилось здесь, местами прямым текстом, произносимым актерами, местами легким штрихом уточнений в знакомых сценах.
Все очень двояко с одной стороны мы открыли новое для себя (или перекроенное старое, местами грустное, как, то, что здесь Понсано уверено, говорит – «публика дура», а у нас она все таки была, - «не дурой»… мельчаем), с другой стороны некоторые шутки, словесные обороты понятнее зрителям Юго-запада. Так только мы будем сгибаться пополам от смеха услышав имя Брандахлыста, которого в спектакле зовут Джованни. Чтобы эта шутка гения прижилась в Нижнем Новгороде, в качестве юмора, а не богом данного текста, здесь как минимум надо поставить еще одну «Комнату». Но при этом, увидев «Кукол», посмотрев на нижегородской сцене «Дракулу» я начинаю понимать и даже разделять желание большой сцены. Меня переубедили. Эти спектакли красиво живут под высоким потолком, многим актером действительно необходим космос, чтобы раскрыться еще больше, чтобы светить еще ярче (а ведь казалась дальше уже и некуда). Не знаю можно ли дотянутся до балкона, оттуда все смотрится легче, чем из первых рядов партера (пробовали, знаем, хотя на дневном спектакле в первом акте актеры могли элементарно беречь себя для вечера), но в партере оглушение сильнее и не столько из-за высоты сцены, сколько из-за того, что работается на ней, наверное, иначе. И воспринимается на большой сцене многое иначе…
Начало: бьющие яркие лучи света, знакомая, но по-другому звучащая музыка не доносящаяся, а обрушивающаяся на тебя откуда-то сверху вместе со светом, разлетающимся в дребезги искр пляшущих на стенках кукольных домиков. Так должно начинаться чудо. Чудо с другими Пигмалионами, герцогом и герцогиней, достойной называться не просто Аурэлией, а именно герцогиней и Куклами. Очень юными Куклами. По сравнению с нашими (простите меня за этот эпитет прожженного собственника) эти Куклы совсем дети. Может поэтому их переживание в финале больнее и острее. Наши Куклы научились ломаться, они приходят в негодность в конце так логично, что это не вызывает опровержения, они должны были сломаться. В отличие от наших, эти Куклы еще очень мучаются. Они не хотят умирать! Они все еще пытаются бежать после смерти Пигмалиона, отчаянно, безнадежно упираясь в лестницу ведущею в зал и стены театра. Это не справедливо, это тот счет, который хочется предъявить третьему Пигмалиону – за что ты обрек их на такие страдания?
От того, что они дети, механические от макушки до пяток, но дети их история тяжелей, а местами просто страшней. Да, здесь чистой воды противостояние, людей и кукол, их даже развели по разные стороны сцены. И чем дальше, тем явственней преграда между ними. В начале спектакля Куклы как мотыльки, летящие на свет, стремятся к людям, они им интересны, любопытны, они яркие, другие. И те же Куклы сбиваются в стаю, готовую кинутся, укусить, сделать все, чтобы защитится в конце. Не даром второму Пигмалиону дают в руки настоящий хлыст, а Педро Каин не ведет с ним философской беседы он один из загнанных в угол хищников готовых кинутся на создателя. Он огрызается и нападет, как остальные. Представьте себе это, они даже не успевают толком бояться защищаясь.
А теперь представьте, как на этом фоне звучит фраза Помпонины о том, что всех их (да и нас) создал Бог.
Но новому виду не дают право на жизнь.
Третий Пигмалион, просто осознал, что их не поймут, не примут, поэтому он отписывает Кукол в музей, он отправляет своих детей в то место где их больше не обидят. Детей потому что именно дети сначала пойдут, заговорят, а потом, может быть и запоют. В той последовательности, в какой он мечтал о них. Но… все было.
Ох, какое же «это все было», весь спектакль наполнен им до самых краев, этим – «было». Оно разное, щемящее и притягивающее это общепонятное «было».
Это «было» появляется в спектакле раньше, чем у нас, гораздо раньше. Еще во втором Пигмалионе. Пигмалионе, который всю душу на изнанку выворачивает и приходится говорить, что так и было, но это лишь лирическое отступление, о просто гении, который еще чуть-чуть и станет поэтом. Именно на его долю, не такого уж частого, но яркого присутствия на сцене выдалось много того, что стоило запомнить. Когда наш (я уже говорила выше про собственичество, еще раз простите) Пигмалион, Евгений Бакалов, рассказывает о том, как плакал, увидев своих Кукол на сцене впервые, красивых, наглых, это слезы человека который достиг того, о чем мечтал, слезы сбывшегося заветного желания. И в этом огромная разница, потому что здешний второй Пигмалион, Сергей Бородинов, говорит о чем-то совершено ином. Если не знать к чему движется спектакль суть его слов, должно быть, звучит иначе, но для того, кто уже однажды прожил «Кукол» от начало до конца все складывается в единую картину. Его Пигмалион плакал потому что – «все было». Уже тогда «все было» когда мечты стали явью.
Он рассказывает о том, как создавал своих кукол так, словно это очевидно и должно быть ясно без лишних слов и антрепренерам, и зрителям. Ведь он действительно вдохнул в них жизнь, может быть не в прямом смысле ни как создатель, но как тот, кто носит частичку каждой куклы в себе. Когда Помпонина стреляет в Пигмалиона то каждая пуля выбивает из него кукол по капле. На сцене убивают сначала того, кто кажется человеком, а потом уже определено точно еще одну куклу.
Мы бы не против, чтобы и этот Пигмалион стал нашим, но понимаем, что не отдадут, иначе давно бы уже забрали.
И Помопонина стреляет преднамеренно, она не растеряна когда с последним выстрелом пистолет как бы вдруг оказывается в ее руках, с самого начала она знает чего хочет. Это маленькая куколка, кокетка в своем красивом платье, разве что слишком длинном, в таком не потанцуешь, осознано заигрывает с герцогом и будь на его месте кто-то другой она бы тоже заигрывала. Она еще слишком жаждет внимания, мужского, зрительского, любого какое ей дадут.
Помпонина хрупкая девочка, но не Мальвина, а скорее Лолита, под конец превращающаяся из хищника жаждущего шампанского, конфет и другой красоты, в затравленного зверька пытающегося вырваться из объятий герцога. Она обдумала свое действие, прежде чем нажать на курок, настолько насколько на это способна Кукла. Не почти человек, а кукла, как другой способ существования, механика чистой воды. Эти Куклы механически в движениях, речи, даже в прорехах между тяжеленными домиками когда казалось бы, их еще никто не видит они все равно Куклы, они уже Куклы. И жизнь у них другая, красный свет кусок кирпичной стены и брандахлыст не прикасающейся, а бьющий своих подопечных в момент энергетической подпитки. Есть от чего рваться на свободу…
И даже говорить с герцогом на равных им ни дано, не потому что Хуан Болван не может этого, а потому что, по сути, не о чем, пока они слишком разные, чтобы понимать друг друга. Хотя к этому я пришла постфактум, можно сказать прямо сейчас. Здесь эта сцена выглядит совсем иначе, и слова переплетаются с действием. Говоря с герцогом еще недавно молчаливый любимец народного театра выстраивает Кукол по кругу, по сути, он окружает герцога отрезая ему пути отступления. А вопрос Пигмалиона о том кто затеял, побег не имеет четкого ответа, мысль о побеге в разные моменты спектакля в равной мере принадлежала разным куклам. От Херувима (не сказал бы что здесь он совсем уж ничего не может )), до Балабола, который пока еще и не теоретик, и не практик, но ведь старательность в чем-нибудь тоже не маловажна. Позже старательность наверняка приобретет форму и у него, и у Крохобора и образы станут законченными, поэтому спектакль надо смотреть, надо его отсматривать, эта такой спектакль, за становлением которого будет интересно наблюдать.
Ведь если повезет, не смотря на одинаковые исходные данные Куклы будут иными. И легкий момент узнавания пройдет. Сейчас он еще есть, особенно в Брандахлысте, его агрессивное обаяние нет-нет, да и напомнит Иванова в этой же роле.
А иногда этой возможности сравнить не хватает, так Херувим не может пока достойно станцевать для Помпонины (ему бы уроки танцев, хотя бы парочку), но при этом он умеет ее любить, так что кукольное сердечко оказывается огромным настоящим сердцем.
До этого момента я писала сразу по приезду и Нижнего, а вот дальше следует относительно свежий текст… который появится здесь чуть позже.
В отзыве использовались фотографии: Вероники Игнатовой, Сергея Тупталова, Александра Ермакова, Дины БАРТ. При желании их где-нибудь разместить, пожалуйста, не забудьте указать авторство и откуда их взяли (к примеру, в теме есть ссылки на сайты и форумы где были размещены нижегородские фотографий)
Отредактировано Lek (2008-12-16 02:45:28)
Теперь это всё её любимые вещи)) 
