Глубокое подполье зрительного зала

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Дракон

Сообщений 61 страница 69 из 69

61

Я смотрел четыре спектакля , когда Нагретдинов играл в паре с Шестовской. И каждый раз Ланцелоту я верил. И слова его проникали в меня. И , спасая  город и Эльзу , он спасал и меня. Два раза видел с Авиловой( которую считаю невероятно талантливой актрисой). Первый раз посмотрел и подумал , что тусклый Ланцелот - это случайность. Посмотрел второй - и понял , что это закономерность. В этой паре и Ланцелот и Эльза для меня деревянные куколки , неживые, формальные. И они остаются такими до конца спектакля. В их любовь и чувства я не верю , а значит не верю и всему остальному. И , что самое печальное , не верю финальному монологу. А ведь верил! Не буду больше смотреть...

0

62

5/05/11
Все было бы хорошо, если бы не дурной Бургомистр и если бы его не было бы так много во втором действии. «Дуракам нужно запретить говорить больше, чем для них написано» (с)… а еще лучше вообще запретить говорить. Все что надо сыграют и скажут жители города, а бургомитсросоставляющую внесет Генрих. Ну или хотя бы запретить шутить. Когда нет чувства меры, грань пошлого осталась в сотнях километрах позади, а прямой переход на личности добавляет особой «красоты». ... и вот за это люди заплатили цену билета. Бургомистр может сколько угодно кричать и всматриваться в зал – я что здесь один, сто двадцать человек и никого нет – А что, уважаемый Чайник, вы сделали для того, чтобы эти сто двадцать человек были с вами? Рассказали про упругость филейной части? О, да это добавило красок и понимания «Дракона», просто перевернуло сознание.
Забавно. Единственный неиграющий актер, со свистом про...фукивающий спектакль – режиссер спектакля. Даже если не... при любом раскладе глупо терять спектакль. Или это такая методика, чтобы выгодно на фоне бреда выделялся Генрих. А Генрих выделялся здорово (неожиданно даже) и так или иначе удерживал происходящее, возвращал зрителя в город, где царил Дракон, а не бросал на базарной площади, где гордо дефилировал Бургомистр.
В самом спектакле словно иначе настроили «громкость». Основные персонажи (кроме, пожалуй Шарлеманя, Первой головы, и, временами Ланцелота) были чуть «тише» чем прежде. Не так яростно, не так настойчиво, как прежде, а чуть тише. Не хуже, а иначе, непривычно, но при этом где-то получалось даже точнее, а в чем-то, мне кажется, потерялось. Единственно, как всегда на полную громкость вывернуты жители города, которые после сцен Бургомистра, выталкивали спектакль со дна на поверхность. Они прекрасны. Самого первого спектакля прекрасны ))) Стены безымянного города стали для них родными и этот город нельзя не любить, потому что они здесь живут (не говоря уж об Эльзе)) Они хулиганят, спорят, настроение ситуации в них очень точно отражается. Жительнице-Ярлыковой постоянно попадается заляпанное зеркальце, но благо есть рядом Садовник, который и очистит зеркальце и направит так чтобы ей видно было. А вот как кто отреагирует на недоверие Садовника к Дракону, ровно на две трети – это вопрос. Кто-то пообещает никому не говорить, кто-то начнет поддевать, а кто-то втихую «возьмет на карандаш». Помимо всех людей в городе есть еще одна жительница – кукла в руках девочки, и кукла посвящена во все события. Наверно, лишь на общей фотографии потеряется, настолько потрясет девчонку происходящее – настоящее оружие и страшные разговоры (походу, Бургомистр на этой общей фотографии так и не сообразил, чего ребенок так смотрит). А Эльзе сегодня досталось бракованное копченое стеклышко, через которое ничего видно не было.
Тюремщик совсем другой и сначала его оказалось трудно принять. Худющий, с чернющей «щетиной», чуть согнутый он очень похож на узника концлагеря. Тюремщика не который начальник тюрьмы (~полицейский), а который сидит в этой тюрьме. А потом во время сражения явилась двойственность – с одной стороны он вроде как против Дракона, но в силу должности (или срока за плечами) вынужден угрожать и шапочникам и ткачам и кузнецам. Но как только появляется возможность во время бунта, он обретает голос и силу, но по привычке «узника» как только на него замахиваются вновь отступает. Бунт вчера вообще классным получился – отдельные голоса, словно по очереди просыпались и вплетались в общее настроение.
-------

0

63

5/05/11
Если бы не ужаснейшие провалы в сценах Бургомистра, спектакль получился бы весьма страшной историей, с финалом, где отчаянно хочется верить в лучшее... а... не получается. Мне кажется, серьезным поводом поверить могла бы быть любовь. Она в спектакле хрупкая, еле уловимая. Впрочем, это лишь попытка найти выход в черной комнате без окон и дверей. А спектакль, зачастую, именно такая черная комната. Ланцелот со временем займет место Дракона...

В финале Ланцелот появляется почти так же как третья Голова - резко открывается «дверь» и в нише - он. Единственно Голова просыпается, Ланцелот стоит, смотрит и слушает. Картинки отвратительно одинаковы (отвратительно не потому что плохие, а потому что не хочется чтобы они были так одинаковы, но видимо иного в жизни быть в принципе не может, а тогда пусть будет офигеть какая добрая сказка, ведь так хочется отдохнуть)))

А теперь посчитаем.
Бургомистр - первая голова (в новой ланцелотовской эпохе). В теории он мог бы быть похож на Первую Голову Дракона. А Первая Голова Дракона сегодня была другой. Не столь смешливой, ерничающей. В своих словах она  отчетливо переходила от добродушия к серьезности. Сурьез в должностные обязанности Первой головы не входит, поэтому она приводит Вторую Голову. Первая Голова Дракона в далеком прошлом вполне могла быть бургомистром этого города. А ведь в самом начале она очень и очень похожа на бургомистра. Где-то играет в игру «я чайник». Быть может это отголоски прошлой жизни, привычная когда-то маска, за которой можно спрятаться и к которой Первая Голова продолжает прибегать. В большинстве случаев она ведет себя с жителями по свойски, а когда требуется переходит на серьезные тона –Странник, зачем пожаловал? - Ведь любой визит чужака грозит последствиями и Первая Голова это знает (бургомистр теоретически тоже).

Генрих - вторая голова новой ланцелотовской эпохи. И сейчас здесь можно найти сходства (при желании, конечно, их можно где угодно найти, но тем не менее). Генрих стратег (возможно начинающий, но как минимум он убедил дракона отдать ему Эльзу). С папочкой выстроить стратегию задачка та еще (при нынешнем раскладе там спектакль бы удержать, так как папочка не хочет этими глупостями заниматься). Не знаю как насчет воин (Вторая Голова дракона все-таки воин), но думается, что при необходимости и расстрелять из автомата и подорвать где-то что-то за ним не заржавеет. Генрих – начинающая вторая голова. Если Бургомистр уже готовая Первая Голова, то Генриху еще предстоит вырасти убив дофига народу. Вспоминая слова Второй головы, он перечисляет совершенное, а затем сообщает – вылез я. Ведь не обязательно «вылез я» означает родился/появился. Это «рождение» вполне может быть просто неким этапом в который Вторая Голова перешла после множества убийств, пролитой крови. Рождением души, которая прошла сквозь землю политую кровью. Драконовская Вторая Голова сегодня тоже была иной, но иной не на повышение, а, наоборот, в ослабление. Ну... либо напрягаться лень, либо это общая линия партии, но в принципе так оно тоже может быть. Единственно - раньше было круче, когда все описываемые события накрывали черной волной. Слова Второй Головы, те жуткие перечисления словно бурлящие воды (ну да как Афродита из пены, только со знаком «минус»)
Третья Голова новой эпохи – Ланцелот.
...

Отредактировано rrr_may (2011-06-06 16:26:24)

0

64

23 декабря 2011 (часть первая. сердитая)
Для «Дракона» как такового сегодняшний день был не новостью. Такие спектакли случались. Но для «Дракона» идущего раз в полгода... обидно. Обидно, что в спектакле есть два... пустых персонажа.

Не проседающие, но проваливающиеся с треском сцены Бургомистра и Генриха вынести трудно, спектакль теряется. Бургомистр неизлечим, хотя пара просветлений за жизнь...недолгую жизнь «Дракона» случались. А Генрих (Матошин) мог, умел и делал, вытаскивая и забирая на себя бОльшую часть их совместных сцен. Генрих (Тагиев) сделать этого не умеет.
Ооооо это забытое чувство убить дракона Бургомистра и Генриха. И не за гениальную игру, а за гениальную НЕигру. Их сцены точно нужны? Длинно и скучно и просто фейерверк - текст. Сколько можно учить текст? Не год же, право слово. Если так все плохо надо память тренировать, если так сложно не берись за роли (два монолога в «Куклах» учить десять лет, это ненормально). Все психуют, у всех нервы, но каким-то образом, актеры умудряются сдерживать все эти «человеческие глупости», мешающие спектаклю. Только заметишь дрогнувшую жилку, зажатый кулак, полсекунды вздоха для следующей фразы. Да и то спишешь – показалось. И текст забывают, но следующую минуту доигрывают и переигрывают собственную «оплошность» (пишу без имен). А можно и вовсе не знать текст, но знать смысл (для себя определить, понять), тогда вообще никакого текста не нужно. Но не так же, не так, не тааааак.
Зло, да я зла. Спектакль идет раз в сто лет, когда еще будет он вновь, и так все похерить, так похерить. Если первое действие еще хоть как-то, то во втором действии безумное количество сцен с Генрихом и Бургомистром. И уже даже жители города не смогут вытащить, никак, слишком много пустоты, звенящей и бессмысленной. Конечно, девчонки вытащат сцены, не знаю на какой силе и каких нервах, но Эльза заберет на себя разговор о драконе, и выведет мысль о том, что он струсил, она повернется в холодный зал и скажет, что боится людей и станет страшно. А Генрих будет стоять и вспоминать кто к кому бегал когда болел и не вспомнит до конца (а Люси в «Дракуле» сыграет за двоих; после ухода Шалаева, сцены в «Дракуле» стали проваливаться, пропала страсть (хоть темная, хоть красная), а Люси тащит Артура...так нельзя).
Новая фишка Генриха - промычать монолог (сколько удастся вспомнить), судорожно вытащить из памяти финальную фразу или финальное слово монолога и оттягивать момент произнесения до последнего. Вроде как большой актер взял паузу и держит ее до последнего. Какая пауза, какой монолог, если до этого было сплошное мычание. Еще один талант, раскрытый в Генрихе Бургомистром. Ведь «чайник» молчать не будет (это по тексту не получается, а пустопорожняя болтовня – это милое дело) и прокомментирует – как больно его толкнул Генрих. Познакомьтесь, Бургомистр, этот актер, не чувствует кого и как толкает. В «РиДже» много кто потирает плечо, после легонького касания Меркуцио, и как-то не по роли потирает, хотя, все кажется, кажется, кажется.
Этого не произойдет, но, тем не менее – Гений Зла, вернись на роль Генриха! ))) Зло должно быть обаятельным и наглым, а не мычащим и прямоходульным. Да, у Генриха в исполнении Матошина мне тоже не все нравилось, но он был Генрихом, он держал сцены с Бургомистром. А еще он помнил текст! Трогательнейший разговор с Эльзой. И ты не знаешь он врет или действительно говорит о детях, которые раньше дружили искорка тепла в нем не угасла. Он был первым учеником у Дракона, когда об этом говорит новый Генрих, это смешно. Он не ученик и уж тем более не первый. У нового Генриха есть какие-то акценты, которые можно было прорастить и получилось бы интересно, но в общем ворохе провалов увидеть все это тяжело.
---

0

65

23.12.2011

То ли я из поколения скептиков, то ли из такой среды, потому что не верю, что Драконов можно уничтожить, да и те, кого  я знаю в это не верят, а сражаться с тем, что нельзя изменить кажется совершено не нужным. В повседневной жизни это звучит, конечно, иначе, но суть не меняется, и любая драконья голова, любое проявление вроде как неправильного, но привычного порядка вещей,  вызывает лишь пожимание плечами - все как всегда, иначе у нас и быть не может. Такова норма. Выходит Шварц писал на века, живучую из историй. Сейчас напротив, удивляют те люди, которые верят, что изменить что-либо реально. И в позавчерашнем спектакле самым большим чудом стали Ланцелот и Эльза.

В приспособившемся городе появляется Ланцелот который не только знает, что Драконов можно победить (теоретически мы много чего знаем, а на практике  это многое не работает), но главное верит в это. Да так, что одна его уверенность задевает за живое. Пусть на секунду, но и мне почудилось, что убить Дракона возможно.

Эта вера делает Ланцелота немного сказочным героем, ровно настолько, насколько сказочны все идеалисты, все Дон-Кихоты. Только это не неправдоподобная сказочность, а то лучшее во что хочется верить. В Ланцелота хочется верить, как верит он в то, что можно убить Дракона.

Даже сам Дракон что-то такое в  нем чувствует. Его головы словно специально говорят с  рыцарем-выскочкой по «взрослому». Что за наивность вызывать кого-то на бой? Хочешь убить, убивай сразу и не надейся, что твой противник будет ждать, пока ты вооружишься. Это не дуэль, это война. А за что ты Ланцелот воюешь? За людей? Где ты здесь людей видел? У них уродливые души, если они у них вообще есть. За этих и воевать не стоит. Но вера в возможность перемен у Ланцелота осознанная. Она его выбор, его путь, а не детская уверенность в том, что все будет хорошо. Хотя такая чистота в мире, где Дракон это удобно, где Дракон зависимость, смущает.

Когда раненого Ланцлеота окружает темнота его последние слова тот миг, за чертой страха и жизни, с той точки, откуда все понятно и видно. Как последний лучик на закате раздвигающий почти захлопнувшуюся черноту. Свет, уходящий к другим, отданный им - не бойтесь, это можно.

Слова же о том, что он все таки убил Дракона, адресованы только Эльзе, потому что ему важно, чтобы именно она это знала. Эльза в спектакле тоже, по-своему, сказочная. Девушка, выросшая под лозунгом – «слава Дракону!» как и весь город (пусть и не столь покорный на сей раз), обладает собственными представлениями о хорошем и плохом, со своими идеалами, среди которых трусость страшный порок. Уже во время первого разговора с Генрихом, когда Эльзу уговаривают убить Ланцелота, ее словно душит удавка, которую скинуть может лишь она сама. Не знаю, как Ланцлеот собирается вывести Дракона из людских душ, потому что я повторюсь, Дракон это зависимость, а с зависимостью каждый борется в первую очередь сам, ее невозможно победить извне. Поэтому хороший конец в этой истории не возращение Ланцелота, а «нет» сказанное Эльзой Бургомистру. Такое «нет» никогда не бывает женским «да». Этот протест вырывается из нее, словно вовсе и не по ее воли, а потому что больше не удерживается внутри и прорывается наружу. За время спектакля Эльзу два раза хоронят, первый раз ее оплакивает весь город, выдавая замуж за Дракона, а второй раз уже она сама, когда ее выдают замуж за Бургомистра, а ее «нет» то, что уже нельзя засыпать землей чтобы почило в мире. Это «нет», само по себе что-то, что меняет мир. То, во что верил Ланцелот, то к чему пришла она сама.

0

66

6 мая 2012
Все будет прелестно! Правда-правда! Ланцелот пообещал! И я ему верю! :)

0

67

7.05.2012

Дракон это не трехголовое чудовище. Это плащ, накинутый на город, зонт с радужной картинкой раскрытый над ним и глаза жителей, поднятые к небу, упираются не в патрулирующего Дракона, а в эту картинку. Кто создал ее? Люди.

Не порванные души, сдавленные души. Когда-то Дракон наглядно доказал жителям города, что выхода для них нет, замуровав жертвами все материальные пути отступления. Тогда они нашли иной выход, не лучший, но на тот момент видимо единственный – заснули. Как в «Спящей красавице», на сто лет, пока не придет кто-то и не разбудит. Хотя на самом деле никто никого не ждал и не верил.  От того попытки Ланцелота растормошить их встречаются без радости. Причина кроется не в малодушии, а в том, что сон доброволен и если не все, то многие понимают что происходит вокруг них. Эльзу приносят в жертву, и она это принимает, как и Шарлемань. Смерились ли они с этим? Их окружает спокойствие иного рода. Эльза и Шарлемань живут в мире, где мало выбора, что они и пытаются объяснить Ланцелоту, в их реальности Дракон побеждал героев, многих и сразу, всех кто сражался. Поэтому можно либо всем умереть, либо выживать, но не трусливо, делая вид, что ничего не понимаешь, а как Эльза, зная, что умираешь, чтобы остальные могли жить. Другого способа пока нет. Они еще не узнают в Ланцелоте тот самый  способ, критическую массу, создающую перевес  - последнюю жертву Дракона.

Долго живя среди сдавленных душ, Дракон и сам «приручился» уверовав, что раз и навсегда, подмял мир под себя.  То, что Дракон дает слабину, торгуется, предлагает Эльзе убить Ланцелота, закрывает зонтик добровольного сна над городом, медленно, но верно. Эльза будто ощущает, что где-то открывается еще одна дверь, что теперь у них больше чем один путь. Она собирает этот новый выход для себя по кусочкам, как и любовь.

Не Дракон, сама Эльза приучила себя не верить. Она просит Ланцелота уговорить ее. Рассказать, как бы он ее любил. Ей хочется, чтобы он ее убедил в своей любви. Эльза выросла и любовь у нее взрослая, не из тех, что дарят без оглядки и на один день. Да и сама Эльза не та, кого «так учили», она знает что черное, а что белое и готова отдать свою жизнь за чью-то еще. Эльза уже многое пережила. Ее любовь ценнее любви наивной девушки, это любовь человека знающего боль, который провел свою  жизнь не на солнце, а напротив почти его не видел и все-таки соглашается поверить, доверится. Самая тяжелая победа Ланцелота, это сердце Эльзы.

А самая первая проигранная битва Дракона, битва с жителями города.
Мир договорившейся выживать, страшным путем, но вместе, ушедший туда, где Дракон, сам того не понимая, не может их достать, в игру – у нас все хорошо. Этот мир получил свое маленькое но важное оружие, преимущество над Драконом, они и его поставили в зависимость от этой игры, что, между прочим, спасает Ланцелоту жизнь и дает ему шанс на победу.

Протест Шарлеманя пока не бунт, память о жертвах Дракона еще слишком свежа. Это был достаточно сильный ожог, чтобы боль поразила и не настолько, чтобы она перестала иметь значение. Когда печали слишком много ее перестаешь чувствовать и идешь до конца. И то, что Шарлемань вспоминает о документе, да от отчаянья, да от надежды, но главное, звучит как намек, на договор между жителями и Драконом – мы спим добровольно и можем проснуться. Это само по себе предостережение – обещание проснуться. И Дракон пасует перед этой угрозой. Отступает, под нарастающей волной тех, кто начинает чувствовать выход. Когда просыпаются даже добросовестно заблуждающиеся.

Так в чем победа Дракона, если люди только спали, души были сдавлены, а не покорежены? В том, что ради выживания теперь они становятся Драконами.

На свадьбе с Бургомистром Эльза и говорит с людьми как с Драконами. После того как город проснулся, второй раз  заснуть у него не получится, да и Бургомистр ни тот кто способен взять власть, это всего лишь вопрос привычки. Жители города снова приносят Эльзу в жертву, только на сей раз это не ее выбор, не самопожертвованье, а они все по той же привычке выживают, в том числе и за ее счет. Теперь, когда есть иной способ, и они о нем знают, пистолет перестает быть аргументом, вот тут проявляется подлинное уродство душ, сдавленные столько лет они приучили себя к этому состоянию – быть сдавленными, быть рабами выживания.

Вот что пообещала Третья голова Дракона Ланцелоту, признав его победу. Но грузом это легло на Эльзу. Прощаясь Ланцелот предлагает подхватить свой плащ (не бойтесь это можно), идти его дорогой лежащей через жалобную книгу, через неспокойную и неравнодушную душу. А Эльза одна из тех кто, выйдя из под плаща Дракона, оказывается под плащом Ланцелота. Ей он по силам. И финал этой истории только их. Ланцелот последняя жертва Дракона. Он отдал, ему на растерзания свою душу и идти ему дальше этого города не просто нельзя – некуда. Ланцелот говорит не о чьих-то душах, а о НАШИх, и его душа тоже нуждается в нитке с иголкой, не выдавливать, сшивать по кусочкам. Вокруг них люди, Бургомистр с сыночком пререкаются, а Ланцелот с Эльзой даже отвечая им разговаривают только друг с другом, о своем, самом важном и на сцене в этот момент они вдвоем, все остальные, включая  зрителей свидетели. Свидетели того что сказка пока еще возможна.

0

68

0

69

6 мая 2012
Ланцелот - профессиональный герой. А может быть именно у него все получится? Мне хочется в это верить, потому что свет... не совсем верно, но нечто светлое, притягивающее, быть может это та самая легкость, которая в нем была, позже «скорректированная» на дракона и все с чем он столкнулся, они не исчезли. В нем все такая же вера в человека и душу которую можно излечить, которая может излечиваться. Они остались, плюс у него потрясающая поддержка  - Эльза и ее любовь и сила... Мне хочется верить, что у них как раз непременно все должно получиться.

Ланцелот, он с самого начала оказался у меня неким проявлением Иешуа или Луки. Второе, наверное, будет точнее. Ланцелот верит в человека, добро, которому может научить только человек. Он приходит с открытым сердцем. Чуть позже он «вляпается» по полной – увидит Эльзу и влюбится. С этого момента он впустит город глубоко внутрь, да, город, действительно стал его, потому что она здесь и что бы не случилось он бы вернулся, быть может, проходив весь остаток жизни в шапке невидимке. Вера в человека в нем остается, быть может, потому что Эльза нашла в себе силы хоть как-то пытаться растормошить жителей, что не все «умерли» и есть шанс. Да мне очень хочется верить, что все получится (оставляю крупицу, потому что головы упорно настаивали на обратном, каждая из трех голов и они целенаправленно заставляли Ланцелота свернуть с выбранного пути и уйти из города). В «На дне» уверена, что если бы Лука остался, финал был бы другой и все сложилось бы там иначе. А Ланцелот, он остался в этом городе.

0